Сергей гордился собой: не мытьем, так катаньем он добился своего, вернул человеку его человеческое достоинство. Он гордился Кривицким, который перевоспитался. И вплоть до мая 89-го Сергей был уверен, что Олег Кривицкий достоин уважения и авторитета, что место героя и лидера принадлежит ему по праву.
Они заканчивали восьмой класс. Шла вторая неделя мая. Очередная контрольная по химии нагоняла душевный трепет. Было два урока подряд, первый из которых предполагал некоторый подготовительный процесс. В конце первого урока химичка написала на доске условия задач, а потом, добрая душа, решила простимулировать своих учеников.
— Кто первым решит эти задачи… — тут она тщательно порылась в карманах и вытащила какую-то карамельку, — тот получит конфету!
Немедленно из класса последовало контрпредложение:
— А если вы сами их решите, Зинаида Пална, то на перемене мы вам кило шоколадных принесем!
— Достойная подрастает смена, — вздохнула химичка. — Ну ладно, перерыв.
Была большая перемена, и почти весь класс отправился в столовую. В кабинете человек пять зубрили перед лабораторной работой. И Сергей зубрил — химия ему не давалась. Понимал, что в медицинский ее придется сдавать, и потому зубрил как проклятый, но все эти валентности, основания, окислители, восстановители тут же вылетали из головы. Главным докой по химии в классе был, как ни странно, Маркелов — по остальным предметам еле дотягивал до четверки, а в химии блистал. И на той самой перемене он помогал лаборантке расставлять по столам посуду и реактивы, его, как юного Менделеева, допускали в святая святых — подсобку с баночками и колбочками.
В тот момент, когда рвануло, лаборантка была в подсобке. Сергей сидел, уткнувшись в книгу. Но и секунды не прошло, как он уже смотрел во все глаза и мог поклясться чем угодно, что Маркелова рядом с местом взрыва не было. Он был в другом конце класса и только потом подбежал. А рядом с развороченным столом сидел на полу перепуганный до смерти Кривицкий.
Потом уже примчалась лаборантка, влетела химичка, прискакала директриса, вызвали милицию, дальше — санэпидстанцию, занятия отменили. А Маркелов больше в школу не пришел. Его исключили. И на родительском собрании классная сказала, что его родители должны будут возместить ущерб и оплатить ремонт кабинета.
Взрывом вынесло два окна, прогнуло стол и испортило штукатурку на потолке, но самое неприятное — разбились три больших лабораторных термометра, разлилась ртуть, и пришлось проводить обеззараживание кабинета. Химичка на следующем уроке произнесла гневную тираду: она, дескать, поверила в выдающиеся способности Маркелова, а он, дескать, не оправдал доверия, и теперь она, дескать, будет умнее и никому не позволит находиться в химическом кабинете без ее присутствия, а Маркелову поделом!
— А почему все решили, что это Маркелов виноват? — не выдержал Сергей.
Оказывается, потому, что Олег Кривицкий назвал Маркелова виновником, а сам Маркелов промолчал. А промолчал, — значит, виновен. Мало того, даже не стыдится и не раскаивается. Таким место в специнтернате для малолетних преступников, а не в советской школе.
После уроков Сергей отвел Кривицкого в сторонку поговорить.
— Зачем ты свалил все на Лешку? — спросил он. — Тебе бы ничего за это не было, ты же всеобщий любимчик. Ну поругали бы, и все, а его выперли из школы.
— Да пошел ты, Великанов, — отмахнулся Кривицкий. Он даже не покраснел. Стоял себе и ухмылялся, уверенный в полной своей безнаказанности. — Не был бы виноват, не выперли бы его.
— Его там даже рядом не было. Я видел.
— Мало ли что ты видел. Хочешь — беги докладывай. Все равно тебе никто не поверит. Я в химии ни в зуб ногой. Попробуй докажи, как это я додумался серной кислотой в металлический калий капнуть.
— Ты гад, Кривицкий, — крикнул Сергей, — просто сволочь!
Тот только шире ухмыльнулся:
— Ну беги, беги, расскажи классной…
Сергей и представить себе не мог, как пойдет ябедничать. Даже во имя торжества справедливости доносить низко и недостойно. И он ударил Кривицкого, вложив в этот правый хук все свое разочарование за Маркелова, который так и не обрел достоинства, так и не научился защищать свою честь, за Кривицкого, который оказался подлецом и трусом. Кривицкий впечатался в стену, с минуту ошарашенно таращился на Сергея, а потом словно взбесился, и тогда началось настоящее месилово, как говорили у них в классе. Их с трудом растащили учителя. Досталось обоим. Сергей потом неделю ходил с синяками, Кривицкий остался без двух зубов. Только достаточная ли в два зуба цена за сломанную человеческую жизнь?..
2
— Бригада номер шесть на выезд! — Голос диспетчера Леночки в репродукторе комнаты отдыха гудел как иерихонская труба. — Проспект Мельникова, семнадцать, офис триста тринадцать, женщина, двадцать два лет, ожог.
— Так-таки и «лет», — пробормотал Сергей. — Может, все-таки «года»?
Пока Татьяна бегала за картой вызова, Сергей, широко зевая, пошел будить спящего в машине Прохорыча. На улице моросило, от этого только сильнее клонило в сон. За ночь семь выездов, все утро на колесах, только наладились вздремнуть — снова надо ехать.
Хорошенькая блондинка с глазами, полными слез, лежала на диванчике в приемной. Рядом беспомощно метался солидный дяденька. Зрелище было странноватое.
Выяснилось следующее. Она (секретарша) варила для него (шефа) кофе, колба лопнула, кофе вылился, обварив ей живот и ниже. Он хотел ее раздеть, она закатила истерику, он вызвал «скорую», хотя, может, ничего страшного и нет.
Ничего страшного действительно не было. Раздеться блондинке все-таки пришлось, правда, шефа предварительно выдворили в его кабинет. Сергей ее осмотрел. Ожог на нижней части живота не более чем первой степени, на ногах — вообще лишь легкое покраснение кожи. Он тем не менее обработал все пораженные участки спиртом, смазал синтомициновой эмульсией, наложил повязку и порекомендовал обратиться в поликлинику по месту жительства для амбулаторного наблюдения. Блондинка, потупившись, смущенно благодарила и, кажется, хотела сказать что-то еще, но так и не решилась.
А Татьяна в машине завела старую песню:
— Ну и почему же, Сереженька, не познакомиться поближе, не попросить телефончик? Она же так и млела, когда вы ее смазывали в некоторых местах. — При малейшей возможности Татьяна его сватала. Как так, завидный жених — молодой, талантливый, без вредных привычек — и один! В смысле холостой. Да о таком муже любая может только мечтать! Сама бы приударила, если бы не вполне счастливый брак и двое карапузов-близнецов.
Сергей обычно отшучивался или отмалчивался. Да, он действительно был один. Может, потому что однолюб. А может, не встретил вторую такую, как Катя.
Он часто ее вспоминал — светлую, чистую, пахнущую сиренью. В коротеньком белом халатике, облегающем стройную фигурку, в белой шапочке, из-под которой вечно выбивалась непослушная рыжая прядка. Конечно, он видел ее и в другой одежде, и без одежды, но в воспоминаниях и снах она всегда была в белом.
