Интересно, какая же все-таки будет формулировка — насчет меркуловской-то отставки? «По состоянию здоровья»? «В связи с переходом на другую работу»? Турецкий даже скрипнул зубами от злости.
Ну ладно, что там Гордеев прислал?
Он наконец заглянул в письмо и прочитал: «Самое главное — было бы желание, а способы всегда найдутся!»
— Хм, — сказал Турецкий, — о чем это он?
«1. Много-много есть, перебивая желание курить…»
— Ах вот оно что, — пробормотал Александр Борисович, машинально нащупывая на столе пачку «Мальборо». — И этот, значит, туда же? Все, черт побери, пекутся о моем здоровье!
«2. Активно заняться спортом».
— Ну вот еще, — сказал Турецкий.
«3. Если вы не можете бросить курить, так как все ваши знакомые курят, попробуйте договориться с ними бросить курить всем вместе…»
— Легко сказать…
«4. Внушить себе, что сигареты — это настолько отвратительно, что один только их вид вызывает у вас рвотный рефлекс.
5. Забить в сигарету сушеные ногти и выкурить.
6. Помочить сигарету в молоке, высушить, выкурить…
7. Попробовать не курить всего лишь неделю, а затем выкурить три-четыре сигареты подряд.
8. Уехать жить в Бруней.
9. Устроиться на работу на бензоколонку.
10. Покончить жизнь самоубийством».
— Не дождетесь, — сказал помощник генерального прокурора и протянул было руку к телефонной трубке, чтобы позвонить Гордееву, но не успел — телефон зазвонил сам. — Да? — слегка нервно сказал Турецкий. Во-первых, это был не его телефон, а Меркулова, а во-вторых, о Меркулове он и ждал новостей.
— Александр Борисович? — несколько удивленно сказала трубка голосом генерального. — А что вы здесь делаете?
— Работаю, — буркнул Турецкий, лихорадочно соображая, как быть — изображать полное неведение по поводу отставки Меркулова или… Нет, к черту, так можно нагромоздить целую гору ненужной лжи.
— А где же Константин Дмитриевич?
— В больнице.
— Вот как? И что он там делает? — иронично поинтересовался генеральный. — Зубы лечит? Анализы сдает?
— Он уже ничего не делает. — Турецкий с удовольствием подержал паузу.
— В каком смысле? — удивился генеральный.
— В буквальном. Это ему делают.
— И что же?
— Живот режут. — И, не давая опомниться, продолжил: — А позвольте и мне теперь задать вопрос.
— Нет, Александр Борисович, подождите, это хорошо, что вы сняли трубку. Приезжайте сегодня к семи часам в Останкино, я буду давать пресс-конференцию, надо, чтобы вы тоже присутствовали.
— А по какому поводу? — спросил Турецкий.
Генеральный умело притворился глухим:
— Я хотел попросить об этом Меркулова, но на нет и суда нет.
И в трубке раздались гудки.
«Вот жук, — подумал Турецкий, — так ведь и не сказал ничего». И еще эта фраза насчет суда. Обычно никто в ее смысл не вдумывается. Но только не работники генеральной прокуратуры с многолетним стажем.
11
Прежде чем ехать в исправительное учреждение, где отбывал срок Сергей Великанов, то есть, попросту говоря, на зону, Гордеев должен был изучить его дело в архиве Мособлсуда и составить примерный вариант жалобы. Но подавать ее по инстанции и тем более соваться на прием к членам областного суда, не познакомившись с самим Великановым, было бессмысленно. Поэтому пока что это был лишь черновик, тем более что досконально изучить многотомное дело за один день не представлялось возможным. Но опыт, тот самый, который сын ошибок трудных, был — Гордеев не зря работал в свое время следователем. У него был наметанный глаз, и он знал, что надо читать по диагонали. Главное было найти ключевые моменты — свидетельские показания, которые стали определяющими при решении суда.
Великанова защищал адвокат Рудольф Сладкий. Гордеев знал этого юриста. Это был ровесник и старый приятель его шефа Розанова. У него была репутация не то чтобы человека трусливого, но уж чрезмерно осторожного — это точно. Так что Юрий Петрович не был удивлен, когда прочитал в стенограмме заседания суда, что Сладкий говорил лишь о смягчающих вину обстоятельствах. Было очевидно, что общего языка со своим подзащитным адвокат не нашел: Великанов виновным себя не признал. Судебная коллегия по уголовным делам Московского областного суда рассмотрела дело молниеносно. Процесс длился пять дней. Великанов был приговорен к десяти годам лишения свободы, и Верховный суд оставил приговор без изменений.
Стенограмма заседаний суда только утвердила Гордеева в первоначальном мнении. Все свидетельствовали против доктора Великанова, и оставшийся в живых Николай Румянцев, и обе девчонки, что было хуже всего. Никаких неожиданностей не произошло, новые факты и улики не всплыли, и процесс был хоть и громким, но скоротечным. Громким он оказался по двум причинам. Первая — общие обстоятельства дела и то, что Великанов был доктором, которого в Химках хорошо знали. Вторая — один из убитых им парней оказался сыном мэра города Терехина.
Гордеев призадумался. Это было как плохо, так и хорошо.
Гордеев позвонил Сладкому.
— Здравствуйте, Юрочка, — обрадовался Сладкий. — Совсем забыли старика! Зашли бы как-нибудь на кофеек…
— Знаю я ваш кофеек, Рудольф Валентинович, вы его из коньяка варите, — отшутился Гордеев. Это было неправдой, у Сладкого были проблемы со здоровьем, и он уже давно не пил. Но это ему явно польстило — Гордеев знал, что делал. В сущности, мужчине гораздо легче угодить, чем женщине.
— Ну вы скажете тоже!
— Рудольф Валентинович, ловлю на слове, давайте я в самом деле заскочу к вам?
— Конечно-конечно! Буду рад. А когда? Давайте, допустим, завтра вечером? Или лучше послезавтра?
— Давайте сегодня, Рудольф Валентинович.
— Сегодня? — Старик немного подумал. — Ну давайте сегодня вечером! Пусть будет экспромт!
— Давайте сейчас, Рудольф Валентинович?
— Сейчас? — Сладкий окончательно смешался. — Вы меня буквально застали врасплох…
Гордеев знал, что это означает. Сладкий был ловелас, каких еще поискать, и на седьмом десятке лет давал изрядную фору своим более молодым коллегам. Он читал лекции на юрфаке МГУ и, по слухам (вероятно, вполне достоверным), не пропускал ни одной хорошенькой студентки. Самое замечательное, что фамилия, так ему подходящая, отнюдь не являлась творческим псевдонимом, он происходил из семьи потомственных юристов, и какой-то его не то дед, не то прадед конфликтовал со знаменитым адвокатом Кони, тем самым, который умудрился вынести оправдательный приговор по делу Засулич — народницы-террористки, покушавшейся на жизнь петербургского градоначальника. Что, впрочем, плохо для пращура Сладкого кончилось: на процессе, в котором они выступали со встречными исками, Кони не оставил от него мокрого места. Рудольф Валентинович этим прецедентом ужасно гордился и рассказывал своим студентам, среди которых некогда был и Гордеев.
