— Ах вот оно что, — протянул Крикунов. — Так ты, значит, помог?
— Ни хрена я не помог! Просто стоял и смотрел, как ее наматывает! Да разве ментам что докажешь?! Полгода в предвариловке промурыжили, теперь вот сюда, к вам. Тут как, вообще, жить можно?
— Жить, паря, везде можно, — хлопнул его по плечу Крикунов. — Другой вопрос — нужно ли? Правильно я говорю, Серега?
Великанов рывком сел на кровати.
— Ты что, Серега? — удивился Крикунов.
— Что-то чувствую себя паршиво. Пойду в туалет схожу.
— Вот-вот, — засмеялся Крикунов, — там много чем полезным можно заняться. Сделай себе что-нибудь для души, Серега!
Великанов вышел на воздух и посмотрел на небо. Становилось пасмурно.
— Что, доктор, — спросил сзади незнакомый голос, — уморили кого-то сегодня? Какой-то вы серый.
— Мы тут все одного цвета, — буркнул Великанов.
Он хорошо помнил женщину, за которой он приезжал с бригадой «скорой». Выглядела она действительно так, будто с нее сняли скальп. Ничего подобного видавший виды доктор Великанов в своей жизни не встречал. От потери крови она умереть не должна была — вовремя сделали перевязку. Но произошло заражение, за ее жизнь бились две недели, и она все-таки не выжила…
— Хорошо здесь, правда? — сказал человек таким неподдельно искренним тоном, что Великанов наконец с изумлением посмотрел на него. Кому же, в самом деле, может быть хорошо здесь, в лагере?!
Это был глубокий старик, приземистый, коренастый, лицо его было испещрено десятками морщин и, возможно, шрамов. Близко посаженные, немигающие глаза пристально смотрели на Великанова. Великанов подумал, что, возможно, он не такой старый, как показалось на первый взгляд. Он уже давно заметил, что у матерых уголовников такое бывает — именно лицо стремительно стареет, опережая тело, видимо, это следствие «профессии».
— И что же тут хорошего? — не удержавшись, сказал Великанов.
— Природа. Воздух. Красота, — коротко проинформировал собеседник.
Великанов вспомнил, что это человек, пришедший одним этапом с химкинским Олегом, новенький. Великанов не стал вступать в дальнейший спор, он уже был ученый и хорошо знал, что помалкивать — самый верный способ сохранить здоровье в неволе. Но он почему-то все же испытал какую-то потребность в том, чтобы ответить, словно находился в гостях, где к нему подошел подвыпивший человек с назойливым и бессмысленным разговором, и правила хорошего тона обязывают его по крайней мере не хамить. Кроме того, старик обладал какой-то странной харизмой — Великанов против своей воли почувствовал интерес к нему, будто этот многоопытный, судя по татуировкам на руках, и пожилой новичок знает что-то про его, великановскую, судьбу.
— Я бы предпочел, — сдержанно сказал Великанов, — гулять в этих замечательных краях по своей воле.
— Понятно, понятно, — закивал собеседник. — Как говорил Гёте, не занимайся я природоведением, я бы так и не научился досконально узнавать людей.
— Что?! — совсем уж изумился Великанов.
Удивляться в самом деле было чему. Один раз Великанов встретил в тюрьме, еще на предварительном следствии, человека, читавшего Карлоса Кастанеду и всерьез уверявшего, что, когда он дойдет до десятой книги, он овладеет искусством левитации, научится уменьшать плотность собственного тела и просто улетучится сквозь решетки. Великанова потом перевели в другую камеру, а любителя Кастанеды, по слухам, прирезали за карточный долг. Еще Великанов встречал изредка случайно угодивших в неволю людей гуманитарных профессий, которым как раз бы и пристало цитировать что-нибудь эдакое, высоколобое, но они, как правило, все больше интересовались Уголовным кодексом, своими апелляциями и прочими бессмысленными бумажками. Никто ничего подобного на памяти Великанова не произносил.
— При чем тут Гёте? — осторожно переспросил Великанов.
— Может, и в самом деле ни при чем. А может, и нет. Гений всегда каким-нибудь боком может встрять в самую бытовую, извините, ситуевину.
Надо же, подумал Великанов, извиняется, старый хрыч. А за что?
— Я в том смысле, что природа — вещь такая, она не очень-то позволяет с собой шутки шутить, — сказал старик. — Она всегда правдива, серьезна и сурова. Особенно наша, русская природа. Природа неизменно права, это человеку присущи ошибки и заблуждения. И если он не хочет в них признаваться, тогда уж… — Старик махнул рукой. — Нищего духом она чурается.
— Да прямо уж, — сказал растерявшийся Великанов. — Можно подумать… А что вы там… насчет Гёте?
— Гёте по этому поводу заметил, что растение тянется вверх от узла к узлу, завершаясь цветком и зародышем. Так же обстоит и в животном мире. И у человека.
— Например? — с интересом спросил Великанов.
— Гусеница, ленточный червь тоже растут от узла к узлу и в конце концов образуют голову. У более высокоразвитых животных и у людей такую функцию выполняют постепенно прибавляющиеся позвонки, они заканчиваются головой, в которой концентрируются все силы. Все силы — в голове, по-моему, это важно. Хотите закурить?
— У меня есть «Беломор».
— Оставьте эту дрянь до тех времен, Сергей Сергеевич, когда соберетесь завести себе рак легких, — посоветовал старик. — Вот возьмите лучше «Кент», кстати, и в дальнейшем могу вас снабжать…
Отказываться было просто глупо. Великанов с наслаждением закурил, чувствуя к незнакомому человеку искреннюю благодарность за такой в общем-то пустяковый жест… Надо же, как странно, он уже и забыл, когда с ним было такое последний раз.
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Слышал пять минут назад, как вас приятель величал.
— Вот как…
— Да, у меня слух хороший.
— Кажется, он меня называл только по имени.
— Верно, — ухмыльнулся старик. — Тогда замнем для ясности.
Хороша ясность, подумал Великанов, и ему стало не по себе. Он знал, что в подобных беседах следует быть крайне осторожным. Большинство неприятностей в тюрьме люди получают исключительно по своей вине. Как в том анекдоте, когда новичок, войдя в камеру, объявил: «Здорово, козлы!» Ему объяснили, что это слово нехорошее. Поднявшись с пола, он воскликнул: «Так бы сразу и сказали! А то раскричались, как петухи».
Все это вихрем пронеслось в голове Великанова, когда он соображал, как бы поделикатней уточнить, с кем, собственно, имеет честь вести светскую беседу. Но старик его опередил:
— Ну а меня зовите Гномом.
— Это тоже имя?
— Для вас именно так.
— Интересно, какое отчество у ваших детей? Гномовичи?
— Напрасный труд, Сергей Сергеевич, — улыбнулся Гном. — Я пребываю в великолепном расположении духа, и от такого симпатичного человека, как вы, никакой обиды не восприму. Помните, что я говорил про человека и высокоразвитых животных?
