— Не тупи, — осадил его Боровой. — Ладно. Повторяю еще раз для особо одаренных. Там, внизу, перед спорткомплексом, есть «ярмарка выходного дня». Приезжают чукчи и татары и торгуют всякой фигней — рыбой, мясом, медом, грибами…
— Грибами, — со значением повторил Мельник и подмигнул Штырю.
Боровой грозно на него посмотрел, и Мельник заткнулся. Вождя «черные волки» слушались беспрекословно.
— Жертву выберешь сам, — продолжил Боровой, обращаясь к Штырю. — Какого-нибудь чурку почернее. Стреляй в упор, потом быстро уходи.
— Там будет полно ментов из-за концерта, — заметил один из парней.
— Ничего, — спокойно сказал Боровой. — Ствол у тебя будет с глушителем. Поймут не сразу. Как только услышишь взрывы — сразу стреляй. Начнется паника. Тебе главное — смешаться с толпой и добраться до машины. И не забудь оставить возле мертвого чурки это.
Боровой ткнул пальцем в лежащую на столе небольшую дощечку с надписью «Черные волки».
Штырь посмотрел на нее, потом на Борового, нахмурился и поскреб в затылке.
— Слушай, Боров, — сказал он, — а для чего нам это? Ну, в смысле, мочить чурку среди бела дня? Взрыва, что ли, будет мало?
Боровой открыл рот, чтобы объяснить, но Апостол его опередил.
— Пойми, Штырь, люди должны понять, что мы — сила, — терпеливо сказал Апостол. — Что для нас нет пределов. Что мы можем достать любого, в любое время дня и ночи. Что от нас не спрячешься. Даже если вокруг полно ментов. Понимаешь логику?
— Ну… — Штырь пожал плечами. — А валить-то кого? Обязательно мужика? Или бабу тоже можно?
Боровой посмотрел на Апостола.
— Да без разницы, — сказал тот. — Услышишь акцент, увидишь черную рожу — стреляй. Главное, дождись взрывов, чтобы началась суматоха. Тогда тебе легче будет уйти.
— А если на дороге попадется мент? — озадаченно спросил Штырь. — Они же после взрывов будут хватать всяких подозрительных. Если меня схватят?
— Никого они хватать не будут. Все побегут к спорткомплексу. А если схватит, то… — Внезапно Боровой остановился, повернул голову к Апостолу. — Слушай, — негромко сказал он, — а ведь это мысль.
— Да, — кивнул, пряча улыбку в румяных, пухлых щеках, Апостол, — я тоже об этом подумал.
— О чем? — недоуменно спросил «вождей» Штырь, переводя взгляд с одного на другого.
— План меняется, — холодно сказал ему Боровой. — Стрелять будешь не в черномазого.
— А в кого?
— В мента, — сказал Апостол и переглянулся с Боровым.
Лицо Штыря вытянулось. Он два или три раза сморгнул и переспросил хриплым голосом:
— Как… в мента?
— Просто, — ответил Апостол. — После взрыва они засуетятся. Забегают, как тараканы. Выбери кого-нибудь побезобиднее и вали. Стреляй в упор, потом сразу ныряй в толпу и — бегом к машине.
— Если мент будет чурка, получишь премию, — с усмешкой добавил Боровой.
Штырь посмотрел на него исподлобья.
— Это опасно, — хмуро сказал он. — Если меня поймают, мне крышка.
— Значит, сделай так, чтобы тебя не поймали, — холодно ответил Боровой. — Мы начинаем войну, Штырь. И начало должно быть эффектным. Если что, парни тебя прикроют. Затрут ментов в толпе, преградят им дорогу. Там будет паника, суматоха. Так что все будет выглядеть естественно. Как, пацаны, прикроете Штыря?
— А то!
— Спрашиваешь!
— Хорошая идея!
— Да, клевая!
— Замочить мента — это будет круто! — загалдели парни.
Боровой поднял руку, и все замолчали.
— Значит, так и сделаем. Сначала взрывы, потом — мент.
— А это куда девать? — спросил Штырь, кивнув на табличку с надписью «Черные волки».
— Бросишь менту на грудь, — ответил Апостол, лукаво улыбаясь. — Ну, или рядом с ним. Все равно найдут.
Несколько секунд Штырь молчал, раздумывая и шевеля от умственных усилий бровями, потом лицо его прояснилось.
— Завалить мента, — тихо и даже как-то мечтательно проговорил он. — А что, это круто. Это настоящая акция!
— Наконец-то до тебя дошло, — сказал Боровой. — Итак, повтори, что и как ты должен сделать?
— Шляюсь по рынку, осматриваюсь. Потом слышу выстрелы. Когда начинается паника, подхожу к ближайшему менту и стреляю в него. В упор. Потом прячу ствол в карман и пробираюсь к тачке.
— Молодец, — кивнул Боровой. — Не забудь снять пистолет с предохранителя.
— Обижаешь, — протянул Штырь.
— Да, извини. Ты у нас уже большой мальчик, сам писаешь в горшок.
Боровой протянул руку и по-отечески потрепал Штыря по волосам — парни засмеялись.
— Ладно, пацаны, пойду проверю, как там наши зазнобы.
Боровой встал с кресла и направился в соседнюю комнату. Остановился в дверях, посмотрел на двух девушек, сидящих на кровати рядком, со сложенными на коленях руками. («Как на похоронах», — пронеслось в голове у Борового.) Затем разлепил пересохшие вдруг губы и сказал:
— Пора.
Девушки покорно поднялись. Боровой посмотрел на их лица и нахмурился.
— А рожи-то чего такие постные? Все-таки в гости к Аллаху собираетесь.
Девушки ничего не ответили, даже не подняли на Борового глаз. Он скептически оглядел их наряды. Обе девушки переоделись и накрасились. Блондинка Зурна была одета в джинсы, розовую кофточку и красный кардиган. Волосы ее были распущены и спадали на плечи крупными локонами. Выглядела она эффектно. На брюнетке была длинная цветастая юбка и зеленая кофточка. На голове — кепи. В ушах блестели золотые кольца. «Стильная штучка», — усмехнулся про себя Боровой.
— Ну что, девчонки? Готовы прикончить парочку десятков «неверных»?
Чеченка быстро глянула на него из-под козырька кепи. Взгляд у нее был слегка затуманенный и равнодушный. «Как у наркоманки, — с неудовольствием подумал Боровой. — Как бы менты не придрались. Хорошо, вторая от наркоты отказалась».
— Мы уже выезжаем? — спросила чеченка.
— Да. Через двадцать минут. Если хотите сходить в туалет — самое время это сделать. Потом я надену на вас жилеты и — вперед.
— Я не хочу в туалет, — сказала чеченка равнодушным голосом. Повернулась к блондинке и спросила: — А ты?
— Я схожу, — сказала Зурна. Голос у нее слегка подрагивал. Девчонка явно волновалась, и это Боровому понравилось, потому что он тоже чувствовал легкий мандраж.
— Пойдем, я тебя провожу, — сказал он и потеснился, давая девушке выйти.
При виде блондинки парни в комнате замолчали. Они проводили ее взглядами, в которых читались и восхищение, и презрение, и испуг. Все знали, что девчонка — смертница, и этот факт придавал ей какое-то особо обаяние, словно это была не живая девушка, а сама смерть, пролетевшая по комнате и отбросившая тень на лица всех присутствующих.