— Карлики здесь, что ли, жили? — проворчал Боровой.
— Русские жили, — тихо проговорил у него за спиной Умар.
Боровой обернулся.
— Это шутка, — сказал Умар. Улыбнулся и повторил: — Шутка! Проходи в комнату, дорогой. Давно тебя ждем. Соскучились уже.
Боровой прошел в комнату. На ветхом, потертом диванчике сидел знакомый уже ему чеченец Аслан. Он кивнул Антону, но с кресла не поднялся.
Насчет «накрытой поляны» Умар не обманул. Прямо перед креслом стоял небольшой круглый стол, а на нем бутылка коньяка, пара бутылок красного вина и тарелки с закусками.
— Садись, Антон, в ногах правды нет, — весело сказал за спиной у Борового Умар.
Боровой сел во второе кресло, а сам Умар примостился рядом с Асланом, на диване. Пока Антон оглядывал комнату, Умар открыл бутылку и разлил по бокалам вино. Протянул один бокал Боровому.
— Держи, партнер!
— Я не пью, — сказал Боровой.
— А за мое здоровье? Боровой дернул щекой и ответил нехотя:
— Один бокал, и все.
— Какой базар. Бокал так бокал, насиловать не станем. Да, Аслан? — Умар подмигнул своему товарищу. Тот, однако, остался серьезен.
— Много болтаешь, Умар, — сухо проговорил Боровой. — К делу пора переходить.
— Выпьем и сразу перейдем. Ну, давай!
Они чокнулись. Умар одним глотком ополовинил бокал и почмокал сизыми губами. Боровой слегка пригубил и поставил бокал на стол.
— К делу, — сказал он.
— К делу так к делу, — прищурил черные глаза Умар.
Боровой поднял с пола сумку, с которой пришел, и поставил ее на диван. Судя по усилию, с каким Боровой это проделал, сумка была очень тяжелой. Боровой расстегнул молнию и жестом пригласил чеченца заглянуть в сумку.
Умар скосил глаза на Аслана и сказал:
— Проверь. Аслан встал, обошел диван, нагнулся над сумкой.
Поковырялся в ней немного, поднял взгляд на Умара и кивнул.
— Все в порядке? — спросил Боровой.
— Да, Антон, все в порядке, — ответил Умар.
— Ты обещал показать мне кандидатов.
— Кандидаток, — поправил его Умар. — Аслан, сделай.
Аслан кивнул и вышел в соседнюю комнату. Вернулся он через несколько минут, и не один: за ним шли две девушки в темных платьях. Шли тихо, молчаливо, опустив глаза в пол. Одна была брюнетка, по виду — жительница Кавказа, вторая (к полной неожиданности Борового) — светлоглазая блондинка. Волосы у обеих были гладко зачесаны назад и скручены в хвосты.
Девушки прошли в комнату и остановились. Брюнетка продолжила смотреть в пол, а блондинка слегка приподняла голову и скользнула взглядом по лицу Борового.
— Вот, Антон, как и обещал, — сказал радушным голосом Умар. — Эти две шахидки послужат Аллаху, когда…
— Умар, он русский? — неожиданно произнесла блондинка.
— Что? — не понял Умар.
— Это мужчина — русский? — тихо повторила свой вопрос девушка.
Умар нахмурил лоб и кивнул:
— Да, Зурна, русский. Как и ты.
Девушка пристально посмотрела на Борового и спросила:
— Почему он здесь?
— Он с нами, Зурна, — ответил ей Умар. — Он поможет нам в нашей святой борьбе. — Ведь поможешь, Антон?
— А куда ж я денусь, — ответил Боровой и хотел было усмехнуться, однако встретился взглядом с девушкой и почему-то не улыбнулся. Она смотрела на него прямым взглядом, в котором были и любопытство, и недоверие, и решимость.
— Ну? — снова обратился Умар к Боровому. — Ты хотел посмотреть, и ты посмотрел. Они могут идти?
— Да, — ответил Боровой. — Они могут идти.
Умар сделал знак Аслану. Тот что-то буркнул по-чеченски — девушки повернулись и, как прежде, гуськом вышли из комнаты. Как только дверь за ними закрылась, Умар повернулся к Боровому и сказал:
— Ну? Что скажешь? Понравились тебе мои смертницы?
Боровой разлепил спекшиеся от напряжения губы и произнес таким голосом, словно каждое слово давалось ему с неимоверным трудом:
— Она и правда русская?
— Зурна? Да, Антон, русская. Ее Зоя зовут. А Аслан прозвал ее Зурна. Ей тоже так больше нравится. А почему ты спрашиваешь?
— Я… Я думал, что они обе чеченки.
— Чеченки — не чеченки, какая разница? Аллаху ведь все равно. Главное, чтобы правоверные были. А Зурна — мусульманка.
— Почему? То есть… как это случилось?
— Просто. Вышла замуж за чеченца. Приняла ислам и переехала с ним в Грозный. Потом мужа убили русские, а она осталась одна.
— Но почему она согласилась умереть?
— Умереть за Аллаха почетно, Антон.
Боровой помолчал, потом спросил:
— Ты заплатил ее семье деньги?
Умар усмехнулся.
— Заплатил немного. И еще заплачу, если она сделает все, как надо. Как говорят русские: «не подмажешь — не поедет». А почему ты спрашиваешь?.. А-а… Она тебе понравилась, да? — Умар тихо засмеялся и прицокнул языком. — Хорошая девочка, Антон. И в постели тоже. Я пробовал.
— Как пробовал? — изумился Боровой. — А разве у вас это… положено?
— А разве у вас не положено спать с собственной женой, Антон? — хитро сощурив глаза, поинтересовался Умар.
— Так она…
— Моя жена, — кивнул Умар. — И вторая, Тамуся, тоже. И следующие тоже будут моими женами. Им нужна поддержка, Антон, и я ее им даю. Как это говорят у русских… Я вселяю в них уверенность — вот как. Я вселяю уверенность, а Аллах — веру. Вместе мы наполняем их жизнь смыслом.
— Какая же это жизнь? — усмехнулся Боровой. — Это смерть.
— Смерть — это часть жизни, брат. Ты еще молодой, но когда-нибудь поймешь. Ну, хватит об этом. Давай поговорим о деле. Взрывчатки ты принес много. Взрыватели у меня есть. Бомбы мы сделаем сами. Взрывы будут хорошие, много человек пострадает.
— Ты уверен?
— Не сомневайся.
Скрипнула дверь, и в комнату вошел Аслан. Он снова уселся на диван, лицо его по-прежнему ничего не выражало, словно было вылеплено из глины. Заговорил Умар.
— Ты говорил, что придумаешь, как провести их на стадион. Придумал?
Боровой кивнул:
— Да. У них будут специальные удостоверения.
— Это хорошо.
— Главное, чтобы бомбы сработали! — с неожиданным жаром сказал Боровой.
Умар посмотрел на него, прищурив черные глаза.
— Бомбы сработают, — сказал он спокойным голосом. — Клянусь Аллахом.
