— Все-то ты видишь. Плетнев поднял палец и назидательно изрек:
— «Сыщик должен быть наблюдательным». Твои слова, Александр Борисович. Ты не захотел обсуждать это со Щеткиным и с нетерпением дожидался, пока он уйдет. Из чего я делаю вывод, что ты не хочешь впутывать в свои проблемы милицию. Так что случилось?
— Ты превращаешься в настоящего сыщика, — иронично заметил Турецкий. — Шерлок Холмс тебе в подметки не годится. Но ты прав, — неожиданно перешел на серьезный тон Турецкий. — Я хотел с тобой поговорить. Видишь ли, Антон… Дело в том, что я видел одного из убийц.
— Я знаю, — кивнул Плетнев. — Но ты не сумел его хорошенько разглядеть.
— В том-то и дело, что сумел. И запомнил. Так хорошо, что узнаю в толпе из тысячи, — холодно добавил Турецкий, сжав ладонь в кулак.
— Тогда почему ты?.. В чем же тогда дело? — недоуменно спросил Плетнев.
— Он знает, кто я и где живу. Он уже побывал у меня дома.
— Что? — Лицо Плетнева вытянулось. — Ты хочешь сказать, что этот подонок…
Он слегка привстал со стула, словно собирался немедленно броситься к Турецкому домой и настигнуть убийцу.
— Успокойся. Ничего страшного не произошло. За исключением того, что этот ублюдок сразу после убийства девочки как ни в чем не бывало отправился ко мне домой и гонял там чаи с моей женой, пока я…
— Как это «гонял чаи»? — изумился Плетнев. — А как же Ирина Генриховна?
— Он представился сотрудником «Глории», — объяснил Александр Борисович. — Сказал, что новичок и приехал посоветоваться со мной по поводу одного дела.
— Но он… Турецкий качнул головой:
— Нет. Просто приехал, попил чай и уехал. Плетнев задумался.
— Что ж, — проговорил он. — Он знал, что дома тебя еще долго не будет. Либо ты даешь показания операм, либо — залечиваешь пробитую голову в больнице. В смелости и уме этому парню не откажешь.
— И в силе тоже, — добавил Турецкий. — Видел бы ты, как ловко он отметелил меня обломком кирпича.
— Я вижу последствия этого избиения, — сказал Плетнев, поглядывая на забинтованную голову Александра Борисовича.
— Злости и силы в нем — как в диком звере, — продолжил Турецкий, холодно прищурив серые глаза. — Но он опасней дикого зверя. Он сказал, что их организация называется «Черные волки».
— Звучит неплохо, — усмехнулся Плетнев.
— И добавил, что наказание для предателей у них в организации одно — смертная казнь.
— Вижу, он был очень разговорчив.
— Не то слово. Ублюдка прямо распирало от гордости и желания с кем-нибудь поделиться своим секретом.
— Если так пойдет и дальше, скоро о «Черных волках» узнает весь город. Журналистам достаточно и намека, чтобы раздуть эту историю. Но почему ты не сказал обо всем следователю, который ведет это дело?
Александр Борисович остановил рассеянный взгляд на Плетневе.
— А ты подумай сам.
— Он угрожал, так? И завалился к тебе домой, чтобы подтвердить, что все эти угрозы — не пустой звук? Лихо!
— Ты как будто любуешься этим парнем, — неприязненно заметил Турецкий.
— Приятно знать, что твой противник силен, — мечтательно произнес Плетнев. — По крайней мере, когда я сверну этому щенку шею, меня не будет мучить совесть. Но надо позаботиться о безопасности Ирины Генриховны, — встревоженно добавил Плетнев, словно выходя из забытья. — Хорошо еще, что ваша дочь Нина в Англии.
— Моя дочь в Англии. А твой сын — в Москве, — сказал Турецкий.
Плетнев побледнел.
— Значит, он и о Ваське знает?
Александр Борисович кивнул.
— Я же тебе сказал, он пил у нас чай. А за чаем беседовал с моей женой за жизнь.
Плетнев облизнул языком пересохшие губы.
— Странно, как это Ирина Генриховна не разглядела в нем бандита. Обычно она такая осторожная.
— Еще одно очко в его пользу, — сказал Турецкий. На скулах бывшего спецназовца заиграли желваки.
— Парень и в самом деле опасен, — угрюмо проронил он. Затем пристально посмотрел на Турецкого и сказал: — Что мы будем делать?
— Боюсь, что этим делом нам с тобой придется заняться вдвоем. Для начала нужно выяснить, не следят ли эти шакалы за нашим домом. В банде, как минимум, двенадцать человек. Если это простые хулиганы, нам повезло. Но я думаю, что мы имеем дело с полными отморозками. Убийства, которые они совершают, — что-то вроде ритуала.
— Убийства? — переспросил Плетнев.
— Да. Убийства. Эта девочка — не первая. Я порылся в архивах. За последние два года таким же способом были убиты еще несколько человек. Все они нерусские. Первым стал пожилой узбек — продавец из коммерческой палатки. Его убили в апреле позапрошлого года. На теле было семь ножевых ранений.
— Семь. А у нас двенадцать.
— Прошло два года, — сказал Турецкий. — «Черных волков» за это время стало больше. Проблема в том, что все эти убийства не объединены в общее дело. К тому же по двум случаям уже найдены подозреваемые и собрана доказательная база. Кому-то выгоднее считать, что иностранцев и выходцев из СНГ убивают члены различных «фашиствующих группировок». Но я полагаю, что мы имеем дело с одной и той же бандой. Бандой безжалостных убийц, которые до последнего случая не афишировали свою деятельность.
— Почему?
Турецкий пожал плечами:
— Не знаю. Полагаю, все предыдущие убийства были для них чем-то вроде репетиции. Прелюдии к последующим громким акциям. Иначе этот ублюдок ни словом не обмолвился бы о «Черных волках». Он не был похож на человека, который не контролирует свои слова. Это парень с железными нервами.
— Значит, ты считаешь, — раздумчиво проговорил Плетнев, — что для них пришла пора звонкой рекламы?
— Да. Боюсь, что теперь они перейдут к публичным акциям. Они жаждут славы.
— В таком случае у нас впереди много проблем, — заметил Плетнев.
Турецкий усмехнулся уголком рта:
— Ничего. И не с такими справлялись.
Плетнев с любопытством взглянул на Александра Борисовича. Тот снова был похож на прежнего Турецкого — бодрого, энергичного, несмешливого и злого.
— С чего начнем? — поинтересовался Плетнев.
— Нужно обойти все места, где собираются скинхеды. Разнюхать: что, где и как. Возможно, нам удастся выйти на след «черных волков». У тебя с агентурной сетью пока слабовато?
— Увы.
— Воспользуешься моей. Я тебя сведу кое с кем и научу, как себя вести с этим братом.
— А чего там вести? Бери за шиворот и тряси.
— Не скажи. К каждому нужен свой индивидуальный подход. Грубо говоря, кому — кнут, а кому — пряник.
