Улыбка на лице Турецкого между тем, после того как за Максом закрылась дверь, погасла почти сразу. Что именно означала информация, которую раздобывший ее компьютерщик не сумел правильно оценить, Александру Борисовичу совсем не понравилось. Да и нечему тут было нравиться, если говорить начистоту…
Некоторое время Александр Борисович молча размышлял, неподвижно сидя за столом. Наташа, которая принесла кофе, глянув на Турецкого, не решилась с ним заговорить — настолько отсутствующий у того был вид. Молча поставив на журнальный столик поднос, девушка поспешила покинуть кабинет.
Наконец Турецкий, придя к определенному решению, вздохнул и, достав свой мобильный, набрал номер Меркулова. Если не на совещании каком-нибудь — должен откликнуться сразу…
— Саня? — На совещании он явно не был.
— Я, Костя… Надо встретиться, и чем быстрее, тем лучше.
— Неужели что-то нарыли? — Голос Константина Дмитриевича сразу упал, и Турецкий сообразил, что тот имеет в виду «китайское» дело. А что еще он, собственно говоря, мог иметь в виду?!
— Кое-что, — нимало не смущаясь, пробормотал Александр Борисович. — Есть нетелефонные вопросы…
— Где и когда? — деловито отозвался тот.
— Давай там же, что и в прошлый раз, заодно поедим.
Положив трубку, Турецкий все же испытал некоторое смущение: ведь придется разочаровать драгоценного Костю, точнее, фактически обвести вокруг пальца… А как еще прикажете выманивать вечно занятого Меркулова из стен Генпрокуратуры? На данном этапе жизни — только всерьез разволновав вероятностью, что кто-то из его обожаемых друзей-одноклассников все-таки оказался убийцей…
Именно с этого, в общем-то почти и не покривив душой, он и начал разговор с Константином Дмитриевичем, после того как они устроились за столиком облюбованного кафе и заказ оказался перед ними: аппетитно дымящиеся и распространяющие вокруг себя обворожительный аромат настоящего, зажаренного по всем правилам шашлыка подогретые тарелочки.
— Скажи-ка, Костя, кого из своих однокашников ты назвал бы самым умным и интеллектуальным?
Меркулов, прежде чем ответить, хмуро глянул на друга:
— Значит, все-таки кто-то из наших?
— Не спеши с выводами, я этого не говорил.
— И так ясно… — он вздохнул и договорил фразу чуть суше: — Ну, не Гамзу. Остальные подходят под твое определение.
— Остальных-то, мой милый, остается только двое, — напомнил Турецкий. — Даша да Павел.
— Почему ты не берешь в расчет этого Дэна? Вы ж его вроде бы нашли?
— Я не говорил, что не беру. Как раз его мы сейчас и отрабатываем. Но видишь ли, если мы правы и Николая заказали, создав впечатление, причем весьма достоверное, что он просто попал под раздачу, я ни в жисть не поверю, что этот бритоголовый парнишка все это придумал сам… Костя, в любом случае за убийством Мальцева стоят чьи-то очень хорошие мозги! Сумевшие к тому же глубоко зарыть мотив… Так кто из оставшихся твоих сотоварищей под эту роль подходит больше?
Меркулов поморщился, подумал и вновь упрямо покачал головой:
— Никто… Ни Дашка ни под каким видом, ни Павел… у этого и талант и голова хорошая, а вот кишка тонка…
— Ну так не своими же руками! — возразил Турецкий.
— Брось! — Меркулов даже слегка побледнел от раздражения. — Он музыкант, му-зы-кант!
— Это что — характеристика личности? А я думал — профессия…
— Если хочешь — да, характеристика! Он с детства такой… чувствительный и нерешительный… Иначе бы, возможно, Дашка с ним была, а не с Колей.
— Трусоват, имеешь в виду?
— Трусость тут ни при чем. Не все же так умеют с бабами, как ты!
— Ну, завел старую песню… — поморщился Александр Борисович. — Вечно ты из меня Казанову делаешь… Костя, посмотри на меня внимательно и пойми в конце концов: я просто нормальный мужик, с нормальной сексуальной ориентацией! А сейчас временно и вообще чувствую себя дисквалифицированным…
— Дон Жуан ты, а не Казанова, — фыркнул Меркулов. — Таких, как ты, дисквалифицировать может только могила!
Произнеся последнюю фразу, Константин Дмитриевич тут же смутился, поняв, что допустил бестактность: ведь еще несколько месяцев назад его друг и впрямь фактически побывал на краю могилы…
Турецкий, однако, и бровью не повел.
— А шашлычок-то стынет! — напомнил он. — Давай поедим, а потом у меня к тебе тоже дело есть… просьбишка одна…
«Просьбишку» он изложил Константину Дмитриевичу, когда уже в конце трапезы перед друзьями появился графинчик с коньяком и кофе и Меркуловым было произнесено их традиционное «Прозит!».
— Конечно, я бы мог и сам позвонить, например, Михаилу Степанову… Помнишь его? Думаю, не отказал бы… Он теперь, наверное, уже полковника получил… Но, Костя, твои связи, как нынче говорят, куда круче… Да и кто я теперь?
— Не прибедняйся, — остановил его Меркулов. — Говоришь, фирма называется «Дробыш и K°»? Никогда не слышал… Но если они работают на конкретного заказчика и с конкретной целью, то известность им действительно ни к чему. У нас о промышленном шпионаже пишут мало, но это не значит, что его нет. Еще как есть, сам знаешь! О конкуренции на этом рынке и говорить нечего… У тебя самого, не сомневаюсь, какие-то предположения есть. Давай, делись, тогда и информацию легче будет добыть.
— Есть, и вполне основательные, — кивнул Александр Борисович. — Я… То есть мы подозреваем, что именно с этой фирмой связано появление, пока что, можно сказать, единичное, некоего чудо-лекарства от рака, разумеется, подпольного…
Константин Дмитриевич замер с рюмкой в руке, не донеся ее до места назначения.
— Что-о?
— Да нет, — поспешил успокоить его Турецкий, — ни о какой масштабности, так же как и о подлинности средства, говорить не приходится, слава богу. Но в этой связи, Костя, убивают людей… Как это дело понимаю я, если без подробностей, есть шайка мошенников, в центре которой, с позволения сказать, некий докто-ришко. Больным, учти, больным исключительно безнадежным, предлагается курс лекарства, гарантирующего полное исцеление. За большие деньги, конечно. Затем, после курса, наступает резкое улучшение, больные, которые по всем показаниям должны лежать уже пластом, начинают вести себя, как здоровые… Сколько длится эффект, неизвестно, поскольку с пациентом неожиданно происходит несчастный случай, в результате которого тот гибнет…
Меркулов хотел было что-то сказать, но Александр нетерпеливо остановил его рукой:
— Погоди, Костя! Ты что, думаешь, я законы забыл? Да если бы у нас были хоть какие-то улики, пусть косвенные, дело давно бы очутилось у тебя на столе! Но все, что я тебе говорю, пока что существует в качестве теоретического варианта. Другой вопрос, что в дальнейшем работать так или эдак придется вместе, и хорошо, если вся эта история окажется в твоей юрисдикции, а, скажем, не в юрисдикции Степанова Миши и его коллег… Вот это я и хочу выяснить с твоей помощью. Запиши, кстати, номер этого бывшего «ящика» и фирмы, а то забудешь…
