Неизвестно, что именно возразила бы ей Ирина Генриховна на сей раз, но как раз в этот момент в прихожей щелкнул замок: хозяин квартиры вернулся сегодня неожиданно рано, как раз тогда, когда это, с точки зрения Екатерины, было надо меньше всего.
После того как он, так почудилось Кате, не в меру оживленный, ввалился на кухню, Ирина сделала еще одну попытку вернуться к плите. Но тут ее подруга проявила свой характер в полной мере, решительно отбросив в сторону соображения такта.
— Слушай, Плетнев! — Она развернулась к растерявшемуся Антону. — Скажи, ты картошку жарить умеешь?
— Конечно! — Он непонимающе улыбнулся. — Еще умею яичницу жарить… А что?
— Вот и отлично! Значит, вполне справишься сам, а то Ирина Генриховна сегодня очень спешит, ей еще мужу ужин готовить надо… Пошли, Ирка, а то твой Шурик от голода помрет и останешься ты не просто вдовой, а черной вдовой!
— Почему «черной»? — пробормотал начавший вслед за Ириной краснеть Плетнев.
— Потому что помрет он по ее вине! — отрезала Катя и решительно потащила подругу в сторону прихожей.
На улице стоял не по-осеннему теплый октябрьский вечер, портила который только легкая морось, сыпавшаяся с непроницаемо-черных небес. Тем не менее Ирина зябко запахнула полы своего плаща и, не глядя на подругу, молча и торопливо зашагала к своей машине.
Екатерина припарковала собственный «жигуленок» позади ее юркого маленького «феррари», а посему поневоле устремилась следом. Ей прекрасно было известно это выражение лица Ирины Генриховны: нахмуренные брови, крепко сжатые почти в ниточку губы. Все, вместе взятое, означало довольно существенную степень оскорбленности.
Так и не проронив ни слова, Ирина сняла машину с сигнализации и, нырнув в салон, почти моментально завела движок. Словом, вела себя так, как будто никакой Кати тут и вовсе не было. Навязываться в такие моменты подруге с общением, не говоря уж о нотациях, было себе дороже. Поэтому Катя, дождавшись, когда «феррари» резво рванет с места, просто пожала плечами, стоя возле своего «жигуленка», и лишь после этого открыла водительскую дверцу.
Какое-то время она задумчиво сидела за рулем просто так, не включая двигатель.
«Похоже, Турецкий прав, — вздохнула про себя Катя. — Ирке и в самом деле нужен хороший психиатр… Разговаривать же на заданную тему следовало вовсе не с ней, а с этим размазней Плетневым…»
Она подумала, не сделать ли ей это прямо сейчас, вернувшись назад, но решила, что, поскольку дело касается в первую очередь самого Саши, следует вначале посоветоваться с ним. Иначе не исключено, что толку от этого будет не больше, чем от сегодняшней попытки вразумить Ирину…
17
Этот день оказался для «Глории» просто на удивление «хлебным». С места сдвинулись более-менее оба расследуемых дела.
Вначале Макс выяснил, что сын Зарусских в Москве вовсе не прописан: оказалось, ему принадлежала питерская квартира. Не успел Александр Борисович как следует осмыслить эту ситуацию, как позвонил Плетнев.
— Он объявился, Саша! — слегка запыхавшись, доложился он Турецкому. — Прямо с утра, видимо, чтобы застать родителей дома… Заходил всего минут на двадцать, потом я его «проводил»: Дэн снимает комнату в коммуналке почти в центре, рядом с Пушкинской… Вот почему они с Дарьей там встречались!
— Надеюсь, выясняя детали, ты не засветился? — не утерпел и съязвил Александр Борисович. Антон в ответ обиженно буркнул что-то неразборчивое. — В общем, думаю, дальнейшее тебе и без меня ясно: глаз с парня не спускать… Если произойдет что-то важное с точки зрения расследования, отзванивай моментально мне.
— Да, конечно, — хмуро ответил Плетнев. И прежде чем отключить связь, добавил: — Детали мне по собственной инициативе изложил один местный дедок, не одобряющий квартирантов вообще и Дэна — в частности. Ни единого вопроса сам я ему не задал, деду просто нужен был кто-нибудь, способный выслушать его сетования.
— Ты что же, не поинтересовался, по каким причинам ему не нравится этот парень?
— Не поинтересовался! Он мне их тоже по собственной инициативе изложил… — Оперативник умолк, а Александр Борисович раздраженно поинтересовался, почему должен каждое слово тянуть из него клещами.
— Да просто никаких особых причин и нет, не нравится — и все. Рожа его не нравится!
Отключив связь, Турецкий покачал головой и пододвинул к себе огорчительно тонкую папку с «китайским» делом. Но его вновь прервал звонок, на этот раз ожил телефон на столе Александра Борисовича.
— Саша? Сэр Генри беспокоит!
— Привет, Петро, слышу, что ты. Есть новости?
— Ну смотря что считать новостями, — вздохнул Щеткин. — Кстати, спасибо тебе огромное за аппаратуру! Нам о такой и мечтать не приходится…
— Да не за что, — вздохнул Александр Борисович. — Покойный Дениска ее, можно сказать, коллекционировал, со всего света свозил. Вся кладовка забита! Так что там я должен считать новостями или, наоборот, не считать?
— Я вчера знаешь с кем встречался? С самим господином До! Надеюсь, знаешь, кто это?
— Знаю, что это первая нота октавы, — благодаря прежней Иркиной профессии фыркнул Турецкий. — А еще есть ре, ми, фа…
— Зря смеешься, Саш! — неожиданно расстроился Щеткин. — Господин До — основной представитель «Триады» в Москве. А может, и в России!
Александр Борисович присвистнул и посерьезнел.
— А благодаря вашей аппаратуре разговор с ним я записал!
— Тебя что же, при входе в его резиденцию даже не проверили на сей счет?
— А мы с ним в его ресторане встречались, за столиком, в общем зале… Официально он его хозяином числится. Ну и не официально, наверно, тоже.
— Не спрашиваю, как тебе удалось на него выйти, но в награду за этот подвиг можешь оставить аппаратуру ceбе.
— Ух ты! — После этого восклицания сэр Генри на некоторое время онемел от восторга и благодарности, и Турецкий вынужден был его поторопить.
— Саш, я тебе пленку сам завезу, часа через полтора, а если коротко, то никакого отношения никто из китайцев к этому кошмару не имеет! Вот прослушаешь запись, сам поймешь, что господин До за свои слова отвечает целиком и полностью. У них следственная система пашет лучше нашей раз в сто!
— Как в любой криминальной структуре, — вздохнул Турецкий.
— Ну! В общем, похоже, Константин Дмитриевич Меркулов свою версию выдвинул не зря… Ты уверен, что он обо всех основаниях ее сказал?
— Что ты имеешь в виду? — удивился Александр Борисович.
— Так ведь он сразу к тебе обратился, верно? А откуда тогда хоть кто-нибудь знал наверняка, что люди диаспоры тут ни при чем? Выглядело-то все так, как будто именно они «при чем».
— Или так, словно кто-то очень сообразительный организовал эту видимость, — задумчиво произнес Турецкий. — Ладно, прослушаю запись, тогда и поговорим. Косте сам отзвонишь с докладом?
