— Ой, Галя, что это — впервые, что ли? Что ты нового узнала про своего мужа? Хоть не дерется, радуйся и этому. Детей любит, я вчера сама видела, как он утром Саньку на велосипеде катал… — рассудительно отвечала девушка. — Вы все-таки уже десять лет вместе. И не так он часто пьет, только в получку да в праздники.
— Редко, да метко. То не пьет, не пьет, а уж как напьется, обязательно вусмерть. Шоб в грязюке поваляться, як та свыня, меня перед людьми опозорить. Я его потом должна тащить через всю станицу, бугая такого, а он ще й песни горланит, шоб вин сказывся! Утром вчера дитя на велосипеде покатал всем бабам на зависть, а вечером так нализался, шо едва домой дополз.
Продавщица уже давно неодобрительно поглядывала на Турецкого, который выгребал из всех карманов и пересчитывал мелочь. Но ради какого-то подозрительного типа, который неизвестно где христарадничал, а теперь со своим «богатством» забрел в магазин, разговор прерывать не торопилась. Наконец она обратила свое высочайшее внимание на незнакомца. Он уже зажал весь свой капитал в кулаке и изучал полки магазинчика за ее спиной.
— Шо вы хотели, гражданин? — неприветливо поинтересовалась она.
— Извините, что помешал вам. Мне бы пива… Нет, лучше пряников граммов триста… Нет, лучше все-таки пива.
Продавщица презрительно выслушала его и с каменным лицом поставила перед покупателем бутылку пива, словно давно уже поняла, что этот голодранец отдаст предпочтение пиву. Что еще может попросить человек с разбитой мордой, как будто его пропустили через молотилку?
— Спасибо, — учтиво поблагодарил ее Турецкий. — Простите, еще вопрос — я приятеля ищу. Мы в поезде познакомились. Олегом зовут. У него пальца на правой руке нет…
Женщина даже не дала ему договорить и бесцеремонно перебила:
— Еще шо-нибудь брать будете?
Турецкий понял, что на свой вопрос ответа не дождется. Не хотели с ним здесь разговаривать. Продавщице он явно не приглянулся. Но не уходить же так — несолоно хлебавши. Что за люди здесь живут? Ни от кого слова не добьешься!
— Нет, спасибо, — ответил он. — А позвонить от вас можно?
— Нету у меня никакого телефона! — раздраженно и даже грубо бросила продавщица. Она сложила руки на груди, несвежий серовато-белый халат топорщился на ее выпяченном животе. Небрежно заколотые, вытравленные пергидролем волосы мелкими кудряшками кокетливо торчали из-под широкой ярко-красной ленты, которой она перехватила свою башнеподобную прическу.
Девушка прихватила корзинку, торопливо попрощалась с продавщицей. В дверях она оглянулась на Турецкого и смутилась, встретившись с ним взглядом.
Турецкий все еще стоял у прилавка — обидно было уходить, так ничего и не разузнав. Разочарованно вздохнул и вышел из магазина. Он не видел, как продавщица протянула под прилавок руку и стала набирать на телефоне номер.
На улице Турецкого встретило все то же слепящее солнце и все та же пустынная площадь. Народ как будто вымер. Только девушка привязывала корзинку к велосипеду. Он сел на ступеньки, раздумывая, что же делать дальше. Взгляд его упал под ноги — вокруг крыльца расстилался толстый слой шелухи от семечек вперемешку с окурками. Всюду следы жизнедеятельности людей и полное их отсутствие. Какое неприветливое и противное местечко вместе с его продавщицей — толстомордой накрашенной бабой. Интересно, для кого она красит губы кровавой помадой и накладывает ярко-синие тени на веки? Для своего мужа-алкоголика или у нее есть ухажер? А если есть, то какой он, позарившийся на это чудо природы?
А девушка славная. Стройненькая, фигура спортивная, ноги длинные. Такие всегда нравились Турецкому. И главное — лицо доброе. И речь культурная. Наверное, местная учительница или библиотекарь.
Девушка словно поняла, что он думает о ней, и, немного смущаясь, спросила:
— Вы, наверное, есть хотите? Вот, возьмите печенье…
— Вы так добры, — поблагодарил ее Турецкий, принимая подношение. Ну вот, уже и подаяния дождался. Хорошо хоть мелочь не предложила, совсем неловко было бы. Может, объяснить свое бедственное положение, чтобы эта добрая душа не подумала о нем плохо?
— Извините, что я так откровенничаю. У меня деньги с документами вытащили и телефон тоже. А поезд мой уехал. Еще и в неприятную историю попал. — Он показал пальцем на свое лицо. — Я вообще-то человек законопослушный, вы не думайте. В общем, я не бандит и не бомж. Может, вы мне подскажете, где здесь милиция?
Девушка уже садилась на велосипед и, прежде чем оттолкнуться от заплеванной земли своей загорелой ногой в легкой сандалии, объяснила:
— Милиция — второй поворот направо, вон туда. Метров семьсот. Только… — она осеклась и после паузы добавила: — Не надо вам туда. Вы лучше выходите на шоссе, может, попутку поймаете до станции.
— А почему не надо в милицию? — удивился Турецкий.
— Я поеду… Удачи.
Девушка не ответила на его вопрос, оттолкнулась, и велосипед покатился с горки, позванивая на бугорках и камнях. Она быстро крутила педали, спицы сверкали на солнце, ее русые волосы развевались за спиной. Она исчезла за углом, а Турецкий в замешательстве почесал голову. Сплошные загадки. Какой-то Бермудский треугольник. Немногочисленные жители изредка появляются на площади и тут же исчезают. На конкретные вопросы отвечать не желают. Но от девушки есть хотя бы польза.
Турецкий нетерпеливо открыл пиво, распечатал пачку печенья и жадно приступил к завтраку. Конечно, запивать сладкое печенье горьким пивом совсем не в кайф, но, если особого выбора нет и в ближайшее время не предвидится, приходится довольствоваться малым.
Завтрак закончить не удалось. Сначала он услышал звук подъезжающей машины, а потом из-за поворота появился милицейский «уазик». Жизнь в поселке прямо била ключом. Машина подъехала к магазину и лихо остановилась у крыльца, как по заказу. Вывалились два милиционера и лениво, вразвалочку подошли к Турецкому. Один из них с автоматом на груди пренебрежительно оглядел Турецкого с ног до головы. Задержался взглядом на его лице и жестко потребовал:
— Документы!
— Сержант, у меня нет документов. Украли в поезде Москва—Новороссийск вместе с деньгами. Вчера ночью. То есть сегодня ночью. Слушай…
Турецкий не успел закончить свои объяснения, как милиционер бесцеремонно перебил его:
— Нет документов? Поехали.
— А, собственно, на каком основании? Я что-нибудь нарушил? — Турецкий держался спокойно, его уверенность вызвала раздражение у стража порядка.
Милиционер передернул затвор автомата и угрожающе наставил его в грудь Турецкому. Вдаваться в объяснения он не собирался.
— В машину!
Турецкому ничего не оставалось, как поднять руки. Стараясь сдержать раздражение, он все-таки не удержался и съязвил:
— Да, основания у тебя веские…
Милиционер подтолкнул его дулом автомата к дверце машины.
