— Галка, у вас в школе есть учитель химии?
— У нас учительница.
— Это неважно. Ты ее домашний телефон знаешь?
— У тебя дочка на химический факультет поступает? — поинтересовалась подруга.
— Нет, это мне для дела. Связано со следствием. Только Шурке моему не говори раньше времени, я ему готовлю сюрприз. Так ты знаешь ее телефон?
— Знаю.
— Можешь дать его мне?
— Без проблем. Только я сначала ей сама позвоню, предупрежу о твоем звонке. А то свалишься как снег на голову, она ничего не поймет.
— Но ты в любом случае перезвони мне. Она же может оказаться где-нибудь на даче.
— На дачу и позвоню — у нее мобильник. Я ей скажу твой телефон, чтобы она позвонила. Ее зовут Оксана Владимировна.
Вскоре сослуживица Галины позвонила, и Турецкая спросила, как узнать по таблетке название лекарства.
— В принципе, это не так-то легко. Сама я это не могу сделать, нужно специальное оборудование. Оно есть только в специализированных лабораториях, кажется, они называются судебно-химическими, там делают экспертизы.
— У вас там есть знакомые?
— Постараться, так найти по цепочке можно, через университетских однокашников. Вам это очень нужно?
Турецкая подумала, что, если это специализированная лаборатория, гораздо проще попросить об услуге Петю Щеткина. Наверное, оперуполномоченный МУРа свяжется с ними без особого труда. Главное, чтобы он не проговорился раньше времени ее мужу.
— Оксана Владимировна, миленькая, своим объяснением вы помогли мне больше, чем предполагаете. Не буду затруднять вас, теперь знаю, кого попросить. Спасибо.
Мобильник призывно звонил в течение нескольких минут, однако Александр Борисович не обращал на него внимания.
Настроение у него было убийственное. За сегодняшний день он разговаривал с несколькими коллегами, работающими в разных местах. Все ему выражали сочувствие, а в этом он нуждался меньше всего. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь предложил работу. Он надеялся, что кто-нибудь скажет: «Неужели тебя комиссовали из Генпрокуратуры? И ты из-за этого расстроен? Что за ерунда, завтра утром приходи к нам. Напишешь заявление и сразу примешься за расследование. Нам такой следователь, как ты, позарез нужен, давно такого ищем. Прямо с ног сбились».
Однако таких долгожданных слов никто из коллег не сказал. Наоборот — он спросит напрямую, а собеседник начинает разводить демагогию. Мол, рад бы всей душой, но, как назло, у самих грядет сильное сокращение, денег нет, фонды срезают.
Турецкому не хотелось идти домой, маяться под сочувственными взглядами Ирины, слушать ее успокоительные речи. Когда его утешают, сразу кажется, что жизнь кончена. Поэтому лучше поторчать еще денек в «Глории». Сегодня здесь тихо, все сотрудники на заданиях. Лишь компьютерщик Макс, уставившись на экран монитора, колдует в своем кабинете и ничего вокруг не замечает.
Александр Борисович просидел в агентстве целый день, а ближе к вечеру почувствовал зверский аппетит и отправился поесть. В коридоре «Глории» стоял новый большой холодильник, включенный в сеть, но он был совершенно пуст. Макс машинально жевал какие-то орешки, которые обычно кончались у него в середине дня.
На Цветном бульваре Турецкий обнаружил работавшую допоздна забегаловку и пристроился. Взял зеленый салат, котлеты под названием «Банкетные» с картофелем фри, бутылку водки. Ел, пил, курил, опять же перечитывал предусмотрительно взятого Хемингуэя, не обращая внимания на внешние раздражители — ни на призывные потуги мобильника, ни на других посетителей бара.
Прошел мимо его внимания и скандал, назревавший за одним из соседних столиков. Там сидели три человека — девушка и двое парней. Один небольшой, коренастый, он все время дергался и вертелся, словно ребенок, которого заставили делать уроки, а ему не терпится вырваться, чтобы поиграть во дворе в футбол. Другой был высокого роста, хмурый. Обвислые усы в форме подковки придавали его лицу донельзя унылый вид. Темноволосая девушка была в короткой блузке, открывавшей полоску живота, и джинсах. Она сидела, низко опустив голову. Сразу трудно понять — спит или чем-то сильно расстроена. На их столике торчали три бутылки вина, все с разными этикетками, и несущественная закуска: конфеты, бутерброды.
Градус их разговора постепенно повышался, и вскоре до Турецкого донеслись отдельные реплики.
— Пыхало свое приподними, — обращался вертлявый крепыш к девушке. — Я хочу, чтобы ты мне в глаза смотрела, сучка… Я кому сказал!
Девушка не реагировала на его слова, и вертлявый влепил ей звонкую оплеуху. Затем он поднялся, достал из внутреннего кармана пиджака деньги и швырнул несколько бумажек на стол.
— Пошли, что ли, — сказал он долговязому приятелю, — чего зря время терять. С этой оторвой каши не сваришь. Потолкуем в следующий раз.
Не говоря ни слова, хмурый поднялся и побрел за ним следом.
Когда парни вышли, девушка встала и, слегка пошатываясь, подошла к Турецкому. На ее лице играла хмельная улыбка. Она уселась напротив него.
— Видели, да? Вот жлобье. Таких еще поискать надо. — Она протянула ему руку: — Зажигалка.
Взяв со стола зажигалку, Александр Борисович чиркнул и галантно протянул ее собеседнице, не заметив, что у нее нет сигареты.
— Я не курю, — засмеялась девушка. — Это у меня прозвище такое — Зажигалка. Многие не любят, когда кто-то рядом умеет веселиться, зажигать. А я умею… Что читаем?
Вместо ответа Турецкий взял книгу в руку и, подражая интонациям трагического актера, прочитал вслух:
— «Я и не рассчитывал, что могу их убить, — подумал старик. — Раньше бы мог. Однако я их сильно покалечил обеих, и они вряд ли так хорошо себя чувствуют».
— Знаю, помню. Это Эрнест Хемингуэй. «Старик и рыба».
— Вы — гордость нашего кафе. Вы объявляетесь победительницей постоянно действующей литературной викторины, — усмехнулся Александр Борисович и внимательно посмотрел на девушку: — Вам лед нужен, Зажигалка. Иначе будет синяк. А подобная особая примета совсем не идет к вашему личику. Сейчас возьму у бармена лед.
— Сам ты синяк, — устало произнесла девушка. — Комплиментщик. Много вас таких развелось.
— Ну, эти-то, кажется, из другой плеяды, — хмыкнул следователь, увидев, что в кафе вернулись двое знакомых Зажигалки. Те подошли к их столику, и вертлявый схватил девушку за руку:
— А ну-ка, пойдем отсюда… Пойдем, кому я сказал! Ты кого себе нашла опять!
Турецкий встал, чтобы подойти к стойке бара, взял палочку. На ходу сказал:
— Девушку не обижайте. А то и я обижусь. Я сейчас вернусь.
— Чего? — презрительно уставился на него вертлявый. — Ты куда пошел, хромой черт?! Я к тебе обращаюсь, инвалид!
Турецкий вплотную подошел к нему. Лицо его было спокойно, только на скулах играли желваки.
