— И передний, и задний?
— Я только задний видел.
— Здрасьте-пожалуйста. Только задний. Значит, не владеешь полной информацией. Может, передний был чистый.
— Да задний-то с какой стати грязный? Дождя-то уж бог знает сколько не было.
— Об этом я, друг мой, могу только догадываться. — Турецкий смачно зевнул. — Может, поливальная машина мимо проезжала. У нас во дворе такая же картина: по утрам вдоль дома ездит поливалка, чтоб ей пусто было, и своей мощной струей всю грязь сбивает в сторону машин. А мы ставим их под углом к бордюру. Если я рано не уезжаю, выхожу после девяти — колеса и задний номер обязательно щедро заляпаны грязью. И никуда от этого не деться.
— Все равно, Александр Борисович, вела себя Свентицкая как-то не душевно, странно. Не так ведут себя женщины, у которых смертельно ранили мужей.
Турецкий с некоторым удивлением посмотрел на Антона Владимировича:
— Здоров же ты, брат, обобщать. Откуда только у тебя такие агентурные сведения? Я-то как раз считаю, что каждый случай необходимо рассматривать индивидуально. Только сейчас, Антон, дело в другом. Скажу тебе как физическое лицо физическому лицу: в подобных ситуациях родственники — это самая последняя версия. Когда ничего другого уже не осталось, когда стоишь у последней черты. И знаешь почему?
— Потому что их искать не нужно, — подумав, ответил Антон.
— Молодец! Возьми с полки пирожок. Действительно, искать не нужно, они никуда не денутся. Поэтому, майор, постарайся подкрасться с другой стороны.
— С какой?
— Ишь ты шустрый выискался, скажи ему с какой! Думай, Петька, думай, как говорил Чапаев…
Антон в самом деле задумался, сильно наморщив лоб и почесывая затылок. При этом он продолжал размышлять вслух:
— Конечно, Андрей Владиславович — боевой генерал, человек крутого нрава. Прошел Северный Кавказ и Косово. Враги у него со всех сторон. Покушение произошло в Москве.
— Давно он в Москве живет?
— Три года. Нужно докопаться, кому это выгодно.
— В принципе, ты прав, — одобрил Турецкий. — Я имею в виду, насчет выгодно. Только в наши дни появился еще один распространенный мотив. Мне кажется, его породила излишняя доступность огнестрельного оружия. Я имею в виду месть. Вроде бы никакую материальную выгоду преступник при этом не преследует, только рискует. И вот из-за какой-нибудь мелкой обиды стали часто стрелять, несоразмерная месть или, как пишут журналисты, неадекватный ответ. С таким явлением я уже черт знает сколько раз сталкивался. Этот фактор, друг ситный, тоже необходимо учесть.
— Вы хотите сказать, что действовал кто-то из подчиненных? — уточнил Плетнев.
— Бывших или нынешних.
— Получается, генеральша того же мнения. Когда она на меня окрысилась, то кричала, что все думают о своей карьере. А генерал-лейтенанту, мол, подобное отношение к службе претит.
— Давай для простоты будем называть его потерпевшим.
— Одним словом, дала понять, что среди военных имеются обиженные потерпевшим.
— Кричала, говоришь, да? Вообще-то, с ней нужно поподробней потолковать. Не на ходу и не в коридоре госпиталя. Целесообразно посидеть где-нибудь… — Александр Борисович запнулся, подбирая нужное слово, — в располагающей для беседы обстановке. Госпиталь — слишком мрачно, агентство — официально. Разве что приличное кафе, рангом повыше «Фортуны»… и то неизвестно, какие соседи окажутся рядом, вдруг она застесняется посетителей. Лучше всего, безусловно, дома. У Свентицких, разумеется. Ты после сегодняшнего изящного знакомства явно туда не вхож.
— Может, вы возьмете Наталью Викторовну на себя? — вкрадчиво произнес Плетнев. Он надеялся, что размягченный алкоголем «важняк» согласится на его предложение, однако тот в ужасе замахал руками:
— Окстись, милый! Чур тебя, чур! Я инвалид третьей группы, хожу с палочкой, мне пошатнувшееся здоровье не позволяет заниматься делами повышенной сложности. Найди кого-нибудь другого, Щеткина, например. А сам ты, раз уж засветился у Натальи Викторовны, попробуй поговорить со своими бывшими коллегами, из окружения потерпевшего. Хотя черта лысого они что-нибудь скажут. Они там все так вымуштрованы, что рот раскрыть боятся.
— Помнится, Константин Дмитриевич говорил, что у вас есть знакомый в военный прокуратуре.
— Это он, наверное, Санаева имел в виду. Да от него толку как от козла молока. Серега человек с большими закидонами — каждое сказанное мне слово воспринимает как собственную измену Родине. И потом, Антон, в данном случае моих знакомых не тронь, своих заводи. Я уже отработанный пар, инвалид. Хочешь стать следователем, требуется постепенно создавать собственную агентуру. Это как штык. Скажи, с кем у тебя сохранились приличные отношения из окружения генерал-лейтенанта?
Антон опять задумался, потом сказал:
— Я был в приятельских отношениях с полковником Юшиным, замом Свен… потерпевшего по строевой. По-моему, он уволился по инвалидности…
— Прямо как я, — вставил Турецкий. — Он что — пожилой?
— Нет, ему тогда сороковник стукнул. Я подробностей не знаю, может, ранение. Нужно поговорить с ним.
— Поговори, друг мой. — Александр Борисович поудобней устроился на диване — повернулся на правый бок, явно намереваясь заснуть. — Опять же Щеткина возьми. У него, в отличие от нас с тобой, в кармане солидная «корочка» имеется.
— Еще есть единственный свидетель покушения.
— Водитель-то? Ну, во-первых, этот свидетель не у нас, а у военной прокуратуры, во-вторых, он мало что видел. Все, Плетнев, отбой. Пора отправляться в гости к сопикову и храповицкому.
Он закрыл глаза.
— К генеральше все-таки нужно сходить. Только она меня выгонит поганой метлой, как пить дать…
— И ты по-прежнему предлагаешь совершить эту опасную акцию мне? — не открывая глаз, спросил Турецкий. — Мне? Старому больному человеку? Инвалиду третьей группы, который без посторонней помощи не способен подняться на крыльцо? Маразматику, у которого так дрожат руки, что он не способен с расстояния 100 метров попасть белке в глаз?.. Послушай, Плетнев, иди ты к черту! Не мешай спать типичной развалине. Не буду я заниматься этим темным делом. Не буду я работать в «Глории». Можешь так и Меркулову передать. И генеральному прокурору. А также сообщить всем средствам массовой информации. Как нашим, так и зарубежным…
Глава 6 ДОБРОВОЛЬНАЯ ПОМОЩНИЦА
Антон считал себя приспособленным к любым условиям человеком: прекрасно готовил еду, обстирывал себя, убирал квартиру, способен починить любую вещь от часов до стиральной машины. А с появлением дома сына Плетнев растерялся. Это себе можно было готовить замороженные котлеты или пельмени, но мальчику требуется более здоровая пища. Следить за его здоровьем, одеждой, времяпрепровождением для бывшего спецназовца оказалось мудреной задачей.
