А за столом договорились окончательно, что ни Турецкий, ни Валентина с сыщиками не знакомы. Так им будет удобнее действовать. Но, может, мама знает. Может, это папины знакомые по совместным рыбалкам.
Подробно повторил свой рассказ Александр Борисович и о «посещении» бандитов, а также о своем демарше по поводу Краева. Валя, насколько могла, добавляла и уточняла отдельные фразы, их реакцию на разговор с Сашей. Пришли к единому выводу, что бывший полковник теперь просто обязан, чтобы не потерять своего лица, — а у братвы с этим делом жестко, — отреагировать на абсолютно недвусмысленное заявление самоуверенного москвича. Какова будет реакция, неизвестно, но киллером здесь не пахнет, это означало бы, что Краев попросту сам сдает себя властям. Ибо никто не сомневался, что все акции против родственников Ванюшина инспирированы только им и никем другим. Поэтому совсем уже откровенно подставляться он, конечно, не захочет, а, значит, скорее всего будет предпринята попытка переговоров. Либо, на худой конец, похищение. Вопрос в другом: как реагировать? Поддаться или, наоборот, встретить в штыки? Любой вариант возможен, но выгоднее в данной ситуации все-таки встретиться и поговорить. Ну, начнутся уговоры, торговля — это обычная практика. Взятка там…
Кстати, вопрос о взятке: брать?
Сыщики в один голос подтвердили:
— А как же?! Напротив, было бы неплохо еще и поторговаться. Уж если Турецкий берет, то никак не мелочь. Пусть они так и знают, — с улыбкой предложил Филя, и Щербак охотно поддержал его.
— Но это же все будет фиксироваться, — усмехнулся Турецкий.
О взятке Валентине он им не сказал, поскольку считал, что те деньги к расследованию отношения не имеют.
— А мы на что?
Николай поднял брови, словно удивляясь, что Турецкий такой тупой, когда диспозиция предельно ясно даже непричастному человеку. Он кивнул на Валентину и поймал ее врасплох. Она испуганно вздрогнула, и все рассмеялись. Таким образом, они всякий серьезный вопрос словно бы переводили в шутку, чтобы зря не «напрягать» симпатичную и милую женщину.
Заговорили и о предполагаемом времени контакта. Пришли к единому выводу, что сорвать похороны вовсе не в интересах Краева, следовательно, любая встреча, то есть первоначально — предложение сыщику сесть в машину будет сделано сразу по завершении церемонии. И к этому моменту надо быть готовым. То есть если Щербак будет на всякий случай осуществлять негласную охрану Вали и ее мамы, то ключи от машины Турецкого должны заранее оказаться в кармане Филиппа, а приемное устройство с магнитофоном, установленное в «хонде», будет фиксировать буквально каждый звук в транспортном средстве тех, с кем поедет Турецкий. И для этого в толстом воротнике свитера Александра Борисовича будет также загодя закреплена булавочка микрофона с керамической головкой, на которую не реагируют всякие металлоискатели и прочая спецтехника. Да у них тут наверняка и нет такой, какая им нужна. Так что и опасаться за нечаянный прокол нечего.
Договорились, что Филипп не будет подходить к Турецкому, а ключи от машины ему передаст Валя уже на кладбище, после чего Филя вообще уйдет подальше от могилы и будет оставаться лишь на связи с Николаем. А, может, ему стоит надеть даже и робу могильщика, на них обычно никто не обращает внимания.
Сказал Турецкий и о своих подозрениях, что в машину его сторожившие у дома Молчановых, наверняка успели вставить «жучка». Поэтому и ездить приходится молча, даже по телефону не поговорить. Между прочим, и квартира Молчановых была напичкана спецтехникой, правда, весьма низкого качества. Такую в Москве, на Митинском рынке, всяким «лохам» всучивают: мол, слышно — и ладно. А как слышно, никого не колышет. Из чего напрашивается вывод, что с техникой у господина Краева определенная «напряженка». Возможно, в здешних условиях другая им и не нужна, так зачем же большие деньги зря тратить? Логично.
Николай пообещал утром найти возможность проверить машину, ну, и «распорядиться» соответствующим образом. Короче говоря, за этот «участок» Филипп мог не беспокоиться, и пусть пока он тайно осуществляет охрану матери с дочерью. А на кладбище сыщики поменяются ролями.
Разработав таким образом необходимую диспозицию на завтрашний день, они по одному покинули ресторан, а вслед за ними отправилась в свой номер и Валентина, скромно прикрыв на всякий случай широким шарфом свою, не к месту, да и не ко времени расцветшую красоту.
Турецкий, заплатив за ужин, уходил последним. Он знал, что «ребята» подстрахуют Валю при необходимости, и потому сам внимательно следил за публикой в холле — немногими из тех, кто предпочитал эту тихую гостиничку, либо вкусный и не слишком дорогой ресторан при ней. Но никого подозрительного ни здесь, ни в холле он не обнаружил. Вполне возможно, что их временно оставили в покое. Или нечаянно потеряли из виду, но ненадолго, в этом можно было не сомневаться. Саша по себе знал.
Войдя в номер и закрыв его на ключ, который по въевшейся привычке оставил в скважине, он обнаружил, что Валя была готова решительно ко всему, но только не возвращаться, как договорились, к себе домой. Это обстоятельство не то чтобы как-то разочаровало его, но все-таки насторожило. Ведь не исключено, что Валина утренняя эйфория теперь может оказаться слишком уж заметной посторонним, ну, матери, в первую очередь, да еще, не дай бог, на кладбище… Вот ведь как неловко получится!
Нет, не смог он всерьез противостоять ее козырному аргументу, который сам же перед ней, кстати, и обозначил: разрешается сладко целоваться, но не более. А что там — более, и что — менее, кто определит, в конечном счете? Это уже — личная инициатива каждого. Вот так, и даже не думай сопротивляться, Сашенька! Хорошо, как ты сказал, и начнем с поцелуев, женщина только об этом и мечтает всю жизнь…
Лежавшая в кровати, Валя резко обернулась к нему и уставилась большими в полутьме, глубокими глазами. Они некоторое время смотрели друг на друга в упор. Потом она поднялась и села, медленно спустив свои роскошные ноги с кровати. Откинула простыню, и сомнения Александра на этом ее жесте закончились. Полностью обнаженная, будто уверенная в магическом действии своего тела, она пошла к нему, а он, не спуская с нее остановившегося взгляда, стал торопливо раздеваться. Потом они легли рядом, и Валя прижалась к нему горячим животом и почему-то ледяными ногами. Но уже через мгновение она решительно просунула под его голову гибкую, требовательную руку и, глубоко вздохнув, с отчаянным стоном впилась в его губы своими, источавшими сладковатый, ароматный привкус…
Кажется, мужчины все же немного перестарались, помогая красивой женщине освободиться от мрачных мыслей и скверного настроения. Она, конечно, ожила, посчитав, вероятно, что никакими слезами горю действительно не поможешь, значит, незачем и ставить перед собой невыполнимые задачи. Однако каким же прекрасным оказалось вдруг стремительное продолжение слишком затянувшегося поцелуя!.. Наверное, они оба уже слишком долго и нерешительно приближались к этой цели, потому что времени на размышления — так это или не так, хорошо или плохо? — они себе не оставили. Кинулись друг в друга с такой страстью, словно только и жили до сих пор сплошным ожиданием…
