Нельзя не воспользоваться возможностью встретиться с самим Краевым, о дальнейшей судьбе которого Турецкий объявил тем бандитам четко и недвусмысленно. Значит, наверняка захочет посмотреть на самоуверенного следователя, обещавшего его посадить при любых обстоятельствах. Очевидно, что здесь с бывшим полковником никто не осмеливался разговаривать в подобном тоне. Но вот как состоится эта встреча, Турецкий не знал, он просто вызывал в тот момент огонь на себя, рисковал, зато получил некоторое преимущество в гамбите. Во что выльется дальнейшая партия, предугадать трудно. Но в любом случае обеих женщин надо отсюда срочно убирать. А сам он может, в конце концов, перейти и на «нелегальное положение», если удастся, — глаз ведь спускать не будут, пока самолет не взлетит.
Всем тут, в городе, понятно, что «спускать на тормозах» дело об убийстве своего «важняка» Генеральная прокуратура не станет, а следовательно, расследование будет продолжаться. И к чему оно приведет, в конечном счете, тому же Краеву, прочно осевшему в своей «вотчине», знать не дано. А незнание своей, «ясной, как божий день, судьбы» заставит Корнея Петровича сильно нервничать. И почти наверняка, будучи не в себе, он обязательно наделает ошибок, вот только когда, — один господь знает. Значит, придется его поторопить, чтобы вызвать у него необходимость совершить ошибку. И женщины здесь — фактор, работающий на него.
Потом Турецкий высказал еще ряд предположений, на чем они и остановились. Александр Борисович предложил им пойти поужинать, а заодно и познакомиться с прекрасной, без тени юмора, женщиной. Которая, кстати, когда-то довольно давно, как выяснилось, была даже влюблена в молодого следователя Сашку Турецкого. Вот надо же? Через столько лет открываются сердечные тайны! И поэтому тоже он просто обязан помочь Валентине и ее матери, двум прямо-таки очаровательным женщинам, испытывающим в настоящий момент серьезные морально-нравственные и даже физические страдания.
Некоторый пафос сказанного не произвел особого впечатления на сыщиков: уж они-то знали своего коллегу, и если осуждали, то исключительно за то, что некоторые из его похождений становились фактом более широкого обсуждения, нежели просто безосновательными догадками любопытных приятелей и знакомых.
Полагая, что он не до конца убедил коллег в своей, сугубо, бескорыстной и высоко гуманной миссии, Александр Борисович хотел уже продолжить речь, но плохо скрываемые ухмылки друзей и коллег подсказали ему, что в оправданиях вообще нет никакой необходимости. Дети, что ли?
— А женщина, я слышал, — якобы безотносительно к теме заметил вездесущий Филя, — действительно очаровательная. Может, врут, не знаю, еще не видел. Или это про ее сестру с местного телевидения? Сан Борисыч, ты, наверное, в курсе?
— Да ну вас к черту, — захохотал Турецкий, — пошли ужинать!
— Тебе-то просто, отмахнулся и валяй дальше, — не отставал Филипп, — а лично я получил ответственное задание от одного младшего юриста — проконтролировать деятельность известного сыщика на предмет дальнейшего укрепления его нравственной позиции. В смысле, так ли уж он верен своим принципам, или изменяет им направо и налево? Принципам, конечно, а не младшим юристам…
Отсмеявшись, Турецкий вынужден был внести в этот вопрос, как говорится, преждевременную ясность. Принципы остаются, и он по-прежнему верен им. Особенно, главному: во всех жизненных ситуациях помогать несчастным женщинам, чрезвычайно нуждающимся в его крепкой опоре. Ну, а что он имел в виду под этой конкретной опорой, расшифровывать просто не стал: очень есть захотелось. Да и «ребятки» не дали, им было почему-то очень смешно, и они веселились, как в детском саду!..
Впрочем, пожалуй, в таком настроении сейчас больше всего и нуждалась Валя, потому что, как ни говори, а «посещение» бандитов не прошло для нее бесследно. О чем Александр Борисович и сказал друзьям. И они понимающе закивали, отправляясь в ресторан, за столик под пальмой, чтобы для начала «пощупать», все ли там в порядке, а то от местных «деятелей» всякого можно было ожидать…
Глава восьмая Похищение
Явление Валентины произвело впечатление. Филипп с Николаем многозначительно переглянулись и с нескрываемым уважением посмотрели на Александра, а тот едва успел спрятать торжествующую ухмылку, так быстро отреагировала Валя. Она кинула на него искоса короткий взгляд и тут же прикрыла глаза ладонью, но улыбку, скользнувшую по губам, скрыть не смогла. И этот их, почти мгновенный, «разговор» без единого слова, как предполагал Турецкий, вполне мог бы внести в знакомство простоту и непринужденность, однако этого не произошло.
Валя старательно делала вид, что ей приятны комплименты новых знакомых, но Турецкий-то видел, что в глубине ее глаз все равно таилась тревога: вероятно, она все-таки чувствовала себя «не в своей тарелке». Мельком подумал даже, что зря, наверное, собрал их всех вместе. И, чтобы снять возникшее напряжение, сразу негромко заговорил о деле, прерывая свои соображения лишь тогда, когда подходил официант, обслуживающий их столик. Тут он резко менял тему и вспоминал, например, как, будучи студентом, забегал в ресторан «Советский», что на Ленинградском проспекте. И там тоже, как и в «Орионе», только по всему залу, стояли большие пальмы в кадках с землей, и в нее курящие за ближайшими столиками непременно стряхивали пепел, а то и окурки потихоньку закапывали, утверждая, что для роста именно пальм это очень полезно. Но официанты и уборщицы не разделяли их взглядов. Может, оттуда и пошли запреты на курение в ресторанах? В зале «Ориона» во всяком случае курить не разрешалось, предлагалась курительная комната между двумя туалетами — женским и мужским. Правда, очередь в женский туалет бывала наверняка длиннее мужской.
Попутно вспоминали, что подобная совместная «обслуга» предлагалась и в солидном Доме Союзов, и даже во многих театрах Москвы. Видимо, такая постановка дела значительно упрощала нравы.
Пока официант принимал заказ, затем обслуживал, Александр Борисович внимательно оглядывал зал, присматриваясь к немногочисленным посетителям. Но едва официант отходил, как деловой разговор продолжался.
Среди записей Ванюшина, относящихся к планам расследования, имелась и такая: «Нелли определенно что-то знает, но молчит: купили? Или застращали?..» И больше это имя нигде не упоминалось. Как и смысл «покупки» тоже был не совсем ясен. Турецкий эту короткую строчку запомнил, его коллеги, естественно, еще не видели ее, им только предстояло забрать кошелку из камеры хранения. Важно было обратить на запись внимание, и выяснить, кто такая Нелли. Сам Ванюшин это имя не расшифровал, хотя определенно знал, иначе бы не упомянул о ее молчании. Кто она, надо срочно выяснить.
Судя по реакции Валентины, с которой она внимательно слушала предположения и конкретные советы Александра, Герман действительно не посвящал ее в «тайны» своей работы. Потому даже сам разговор заставлял ее по-новому присматриваться к троим коллегам-сыщикам. Получалось, что они, и в самом деле, «открывали» для нее «Америку». Об этом она позже сказала Саше, когда они все порознь возвратились в номера, и Турецкий проверил свой еще раз с помощью «акулы».
