— Ничего не бубним… — сердито «забубнил» Давид. Он взял на себя роль старшего, а Гегам должен был только подтверждать его слова, ну, показания.
То же самое, что он говорил Гегаму, Давид повторил, сидя в машине — милицейском «УАЗе», приспособленном для перевозки задержанных, с решеткой на боковых стеклах и задней двери. Мент с сиплым голосом сидел напротив Давида, спрашивал и записывал ответы. Гегамчик стоял снаружи, очевидно, чтоб не слышал, что говорил Давид, потому что следующим стали допрашивать его, и Давид теперь ждал у машины. И их показания, вероятно, были схожими, потому что сиплый мент больше не стал их ни о чем спрашивать дополнительно, а велел всем садиться, и они поехали в город. Третьего охранника, или кто он там был, оставили дальше сторожить «тойоту». Но у выезда на трассу второй мент с автоматом вылез, забрал у Давида ключи от «Жигулей», сел в них и поехал за ними следом.
Остаток ночи до утра оба автомеханика провели в камере предварительного заключения. Каждый рассказал другому о том, что говорил, и дальше они решили действовать точно так же. Но про них словно забыли. Никто никуда их не вызывал, ни о чем больше не спрашивали. Потом уже, ближе к вечеру, наверное, — часов-то не было, забрали перед тем, как отвести в камеру, — тот самый мент, что был с автоматом, занес им их мешок, в котором были хлеб и колбаса, которую они приготовили для дальней дороги. Кинул на нары и махнул рукой, ничего не сказав. Вот и поели.
А ближе к вечеру — за окошком, которое было почти под потолком, стало темнеть — их вызвали обоих и привели в кабинет, где сидели несколько милицейских — в форме и с погонами два майора, капитан и подполковник. Они тоже начали расспрашивать, но уже не грозно, как вел допросы сиплый мент, а спокойно. Их интересовало, не видели ли они, когда приехали в лес в первый раз, кого-нибудь из таких же грибников? Может, просто гулял кто-то или выходил из леса, или по шоссе проходил мимо?.. Потом стали уточнять время. Но тут разногласий у задержанных не было — время свое они оба помнили точно. Очевидно, эти их показания не расходились с теми, что у ментов уже имелись. И тогда старший отпустил их и велел подойти к дежурному.
Подошли, и тот позвал сиплого и передал ему задержанных. Сиплый отвел их в гараж и приказал осмотреть и отремонтировать те машины, которые нуждаются в ремонте. Остальным сделать профилактику. Машин стояло немного — шесть штук всего, но… требовали приложения рук. Что ж, дело знакомое. Хотя и влипли, конечно, скоро не отделаешься. Но тут хоть стало ясно окончательно: хорошо сделаешь — отпустят, так сиплый и сказал.
Проработали почти сутки с небольшими перерывами для отдыха и приема пищи, которую им приносил в судках один из рядовых ментов. А когда на следующее утро целая комиссия осмотрела работу и их уже решили отпускать, пришел подполковник и предложил им бросить своего хозяина и перейти на службу сюда. А чего, руки в самом деле золотые, дело почетное, служба зачтется, всегда может найтись и реальная подработка. Давид с Гегамом твердо пообещали подумать. Подполковник засмеялся и отпустил их. Сказал только, чтобы больше ему не попадались. Их счастье, что они хорошо потрудились, а милиция уже и без них знает преступника. И отдал им ключи от их «Жигулей»…
Вышли они из городского отдела, посмотрели друг на друга, на красные «Жигули», которые стояли возле здания на открытой стоянке и… рассмеялись. Но смех Гегама был немного грустней, чем у Давида, ему красивую японскую машину было очень жалко. Когда еще такой хороший случай повторится?
…Антон Плетнев постоянно повторял, что ему надоело церемониться с задержанными мальчишками. Он, правда, и не особо церемонился, но держал себя в руках во время допросов. Глазами вращал, да и кулаки сжимал или тряс ими в доказательство своей правоты перед их лицами. Те делали вид, что пугались, но никакой новой информации не выдавали. И этот проклятый Колун, на которого фактически все трое ссылались как на единственного, кто среди них способен был убить человека, по-прежнему висел в воздухе и качался как фантом какой-то. Но кто-то из троих определенно знал этого Колуна.
И тут Антону пришла в голову неожиданная идея. Он поделился ею с Алексеем и Петей, и те искренно восхитились, более того, изумились: как это им до сих пор не пришло в голову? И, чтобы ускорить процесс поиска, они втроем «разобрали» задержанных и каждый провел по быстрому, почти стремительному допросу.
Суть вопросов сводилась к одному пункту. Где, в каком районе примерно жил или учился, или работал Колун? Не надо никакого адреса! Где примерно?
Показания всех троих «примерно» и сошлись — в районе авиазавода. А где конкретно, никто не знал.
Следующий этап был посвящен посещению школ в этом районе. Клички, говорил Антон, могут прилипать к человеку чуть ли не с первого класса, и совсем необязательно, чтоб физиономия у Колуна была похожа на лезвие топора.
И уже до конца дня Щеткину повезло. В общеобразовательной школе № 39 физрук, преподаватель физкультуры, вспомнил, что одного его ученика дразнили действительно Колуном. Он еще удивлялся меткости прозвищ. Профилем этого ученика — они быстро выяснили, что фамилия его была Колтунов, нашли и домашний адрес, — короче, его профилем можно было что называется дрова колоть. Что-то в нем было кавказское, заостренное такое.
И час спустя небольшая опергруппа, возглавляемая Алексеем Смородиновым, поднялась на пятый этаж типового дома. На стук открыла пожилая женщина. Сказала, что внука нет, гуляет где-то, а его родители еще не вернулись с работы. Где работают? Так вон же, все там — самолеты строят.
Паша вернулся домой к восьми вечера. Он спокойно вошел в свой подъезд, а за ним последовал оперативник. Дверь квартиры была распахнута настежь. На кухне сидели растерянные родители. В комнатах шел обыск.
Парень даже и не прятал свой нож. Его извлекли из-за батареи водяного отопления. Аккуратно опустили в целлофановый пакет и попросили соседей-понятых расписаться в протоколе изъятия. Эксперт-криминалист осмотрел находку и утвердительно покачал головой: следы остались.
И вот только тут Пашка Колун понял, что он «сгорел». Вспомнил он, как Влад велел ему после той бомжихи вымыть нож в водке, а не вытирать о собственные портки. Забыл, плюнул! Этот мужик в синем халате, что через лупу рассматривал нож, сказал:
— Есть над чем поработать. След хороший…
Это что ж, — по-настоящему уже перепугался Пашка, — теперь же на него не только бомжиху, еще и негра того повесят?! На яростные крики бати он и не обращал внимания, тому сами менты не давали возможности дотянуться с кулаками до отпрыска. А мать? Ну что мать? Нажрутся сегодня — с горя и забудут… А насчет ножа — еще доказать надо! Чужой это нож, Влад велел спрятать, его игрушка. Пусть докажут!.. Но уверенности как-то все же не хватало, а тут еще и мать разревелась, противно слышать, как по покойнику…
Забрали во время обыска и всю скинхедовскую его атрибутику. Постеры разные, красивые, повязку со стилизованной свастикой, цепи, с которыми Колун выходил на акции, черную кожаную куртку с косой молнией… Батя орал, что спалит это все, но ему не разрешили, все сложили в большой бумажный мешок и запечатали. Сказали, что будет экспертиза. И чего там они станут искать? Много чего, ответил Пашке один из ментов. Следы от брызг крови, например, если он станет отрицать, что убивал свою жертву. И вот тут Пашке точно стало очень неприятно. Но, подумал он, если чего, то можно будет и снисхождение у них заработать. Он знал, где Влад прячет точно такую же атрибутику — в сараюшке, во дворе, куда сто лет уже никто не ходит, там всякое старье валяется. А если они его сдали, то и он может запросто!..
