Разговор с Шумиловым откладывался, и Турецкий в душе даже рад был этому.
— О чем речь! — нарочито удивленно воскликнул Турецкий. — Даже металл имеет свою степень прочности, а тут человек. Пускай спит. Но тут такое дело… Мне необходим телефон той девушки, с которой в последнее время встречался Игнат, а спрашивать этот телефон у самого Игната… В общем, мне не хотелось бы его лишний раз тревожить. Так вот, вы не позволите мне порыться на его столе? Может, удастся найти.
— Вы имеете в виду Настю? — уточнила Зоя.
— Да, Настю! А вы что, ее знаете?
— Откуда? — удивилась Зоя. — Игнат, даже когда с ней по телефону разговаривал, в свою комнату уходил. Только и знаю, что ее Настей зовут.
Она приглашающе повела рукой в сторону двери, которая вела в комнату Игната.
— Проходите, пожалуйста. А я пока что на стол накрою.
— Если только чашечку кофе.
Переступив порог комнаты своего крестника, Турецкий невольно поразился царившему там беспорядку, к тому же все стены были оклеены постерами. Он прошел к журнальному столику, на котором пылились диски с фильмами, которые, видимо, любил смотреть Игнат, опустился в кресло.
«Ограбление по-итальянски», «Бонни и Клайд», «Прирожденные убийцы»…
Как говорится, признайся, что ты смотришь по телевизору, и я скажу, кто ты.
Недоуменно хмыкнув — ничего подобного за своим крестником он раньше не замечал, Турецкий поднялся с кресла и прошел к письменному столу, на котором громоздилась гора из учебников и тетрадей. Пролистал несколько тетрадок, вернул их на прежнее место и открыл верхний ящик стола.
Он и сам еще не знал, что именно искал в этой комнате, поразившей его, по сравнению с предыдущими посещениями, своей захламленностью, но что-то тревожное уже шевельнулось в его груди. Он пока не мог понять, что именно его могло бы встревожить в этой комнате.
С подносом в руках вошла Зоя. Сдвинула на край столика диски и все тем же плавно-величавым движением руки пригласила гостя в кресло.
— Может, коньячку рюмку? Или водки?
— Спасибо, Зоенька, как-нибудь в следующий раз. За рулем! — И он, с покаянным выражением на лице, развел руками.
Зоя ушла, и он углубился в тот бумажный хлам, которым были забиты все четыре ящичка письменного стола.
Спроси его кто-нибудь в этот момент, на что именно он рассчитывал, роясь в содержимом письменного стола, он не смог бы ответить, но когда вдруг его взгляд остановился на листе офисной бумаги, на котором ручкой был нарисован какой-то план со стрелочками и красным кружком в одном из квадратиков, у него вдруг екнуло где-то под сердцем, и он уже более пристально всмотрелся в этот план…
Сомнений быть не могло, это был схематично нарисованный план второго этажа лабораторного корпуса, где находилось спецхранилище с сейфом для «Клюквы».
Пока шла больничная адаптация, Игната гулять не выпускали, и Турецкого провели в достаточно комфортабельную палату с телевизором, главное преимущество которой заключалось в том, что она была одноместной. Игнат сидел на кровати и тупо смотрел на экран работающего телевизора, видимо даже не понимая, что он смотрит. Обернулся на вошедшего в палату дядю Сашу, встретился с ним взглядом и тут же снова уставился в телевизор, видимо, не желая с кем-либо общаться.
Впрочем, Турецкому тоже было не до сантиментов.
Пододвинув стул к кровати, он сел напротив Игната и негромко произнес:
— Времени у меня мало, так что буду краток и буду говорить только по существу. Надеюсь, ты уже догадываешься, о чем пойдет разговор.
Игнат молчал.
— Так вот, дорогой мой крестник. Твой отец тебя очень любит, и поэтому никогда не позволит, чтобы на тебя завели уголовное дело.
При этих словах в глазах Игната мелькнуло нечто похожее на испуг, и это уже позволяло надеяться, что монолог в конце концов перейдет в диалог.
— Хочешь спросить, за что? Отвечаю. За то, что в ночь с тридцатого на первое ты попытался его обокрасть.
На лице Игната дрогнул какой-то нерв, но он продолжал молчать.
— Молчишь? Это хорошо, значит, слушаешь. Так вот, я не буду задавать тебе вопросы, которые ты сейчас ждешь, а буду просто рассказывать тебе все, как было, ну а ты уж меня поправляй. Тем вечером ты спрятался в каком-то потаенном уголке административного корпуса, и когда рабочий день закончился, ты проник в лабораторный корпус, обходя немногочисленные камеры слежения, расположение которых ты прекрасно знал. Надеюсь, я пока ни в чем не ошибся?
Игнат молчал.
— Хорошо, тогда слушай дальше. В заранее условленное время ты вышел из своего укрытия и направился к двери хранилища. На тебе уже были маска и капюшон, как в твоих любимых фильмах. Именно в этот момент ты и попал в поле зрения одной из камер, но это тебя не остановило, так как уж слишком близкой была цель. Ты вставил ключ, набрал первую комбинацию цифр в хранилище и прошел внутрь. Ключи и код незадолго до этого ты выкрал у отца, так?
Игнат шевельнулся и, все так же уставясь неподвижным взглядом в телевизор, глухо произнес:
— У отца дырявая память и он даже не помнит, сколько мне лет. В бумажнике взял…
— Так вот, — продолжал между тем Турецкий, — когда сработала сигнализация, а счет шел на секунды, ты прикинул, сколько времени понадобится не очень-то расторопному Модесту на то, чтобы добежать до двери хранилища, и решил рискнуть. Насколько я понимаю, на тот момент ты находился под влиянием какого-то сильного наркотика. Но не будем отвлекаться. Ты подбежал к сейфу, однако в самый последний момент ты все-таки стушевался, видимо, испугавшись воя сирен, и ты… Судя по всему, ты забыл код.
— Я не забыл, — все так же глухо отозвался Игнат. — Просто у меня вдруг затряслись руки и я нажал не на ту кнопку. Пришлось бы набирать снова, а там… там пятнадцать цифр.
— Дурак! — резюмировал Турецкий. — Впрочем, именно это и спасло тебя от тюрьмы. Поняв, что ты не успеваешь, ты пулей вылетел из хранилища, разбил урной окно и следом за окурками вылетел на улицу…
Турецкий вдруг замолчал и после довольно длительной паузы спросил в упор:
— Идея ограбления принадлежит тебе?
Игнат даже головы не повернул на этот вопрос.
— Хорошо, оставим этот вопрос на потом, — как бы согласился с ним Турецкий. — Но, надеюсь, ты все-таки соизволишь рассказать мне, как, по каким каналам ты собирался продать технологию «Клюквы»? Это ведь даже не слиток золота, это… это миллионы и миллионы долларов. У тебя что, был выход на покупателя? Ответь… ну, ответь же, пожалуйста!
— А чего сейчас об этом говорить? — усмехнулся Игнат. — Глебу и толканул бы… За полцены… Да он бы и сам отца ограбил, если бы не был таким трусом.
«Сам бы ограбил…»
Выходит, Игнат знает о Глебе нечто такое, что позволяет ему утверждать подобное? Похоже, так и есть. Но что именно?
