— В таком случае еще вопрос. Почему же тогда Глеб Шумилов не вышел вместе с вами из вашего кабинета, когда прозвучала сигнализация? И это в то время, заметьте, когда Глеб еще являлся начальником службы безопасности вашей компании.
Ясенев молчал.
— К тому же, уважаемый Иван Иванович, вам не кажется несколько странным обсуждать вопрос предстоящей презентации глубокой ночью? И если вы мне ответите на эти вопросы, я буду вынужден просто извиниться перед вами.
Турецкий смотрел на Ясенева и поражался тому, как меняется лицо этого человека. Оно вдруг стало пунцово-красным, и только его глаза оставались бешено белыми.
— Вы… вы в чем-то хотите меня обвинить?
— Упаси Бог! — взмолился Турецкий. — Вас никто ни в чем не обвиняет. Я просто хотел бы…
Однако Ясенев уже не слышал его. А возможно, что и не желал слышать.
— Я слышал эту фразу много раз, когда еще работал в советском НИИ! — уже почти кричал он, буравя Турецкого злым, ненавидящим взглядом. — В то время, когда к нам еще приходили серые люди в серых костюмах… Вы что же… вы что-то хотите мне инкриминировать? Как инкриминировали в тридцать седьмом году? При вашей незабвенной советской власти?
Турецкий узнавал и не узнавал Ясенева. Это был совершенно другой человек. Человек, который был готов уничтожить ненавистного ему следователя.
— Ну, насчет незабвенной советской власти — это, положим, совершенно другой разговор, и если желаете, мы побеседуем с вами на эту тему чуток попозже, — как можно спокойнее произнес Турецкий. — Однако хотелось бы обратить ваше внимание на то, что вы, академик Ясенев, должны были бы памятник ей поставить, а не поливать грязью на каждом углу, ввинчивая тридцать седьмой год, о котором вы, из-за вашей высокопоставленной зашоренности, совершенно ничего не знаете.
— Это… это почему же?.. — почти задохнулся в своем крике Ясенев.
— Да потому, дорогой мой Иван Иванович, что академиком вы могли стать только при ненавистной вами советской власти, благодаря своему натиску, наглости и еще Бог знает чему. И вы всю жизнь после этого почивали на академических лаврах, ничего не давая в ответ. И этот, якобы ваш иммуностимулятор, идею которого Бог знает сколько времени вынашивал Шумилов, первая ваша более-менее серьезная разработка за долгие годы, которую вы уже считаете едва ли не своей собственностью.
Видимо не ожидавший от следователя ничего подобного, Ясенев злыми от бешенства глазами буравил лицо Турецкого. Наконец, он все-таки справился со своими чувствами и все так же зло выдохнул в лицо Турецкому:
— Ну, положим, мой академический статус — это не вашего ума дело, а вот насчет всего остального… Я требую ответа! Что вы мне инкриминируете?
— Господи! — обреченно вздохнул Турецкий. — Какой же вы, Ясенев, примитив! Вы даже не в состоянии понять того, о чем мы только что говорили. Дело в том, что Глеб Шумилов и вы скрыли от следствия тот факт, что в момент вскрытия двери в спецхранилище он, то есть на тот момент начальник службы собственной безопасности Глеб Шумилов, находился в вашем кабинете. А это уже, как вы понимаете, заставляет несколько в ином разрезе посмотреть на попытку похищения «Клюквы». Тем более, что сразу же после гибели Савина Шумилов пустился в бега.
Турецкий замолчал, но ему надо было сказать свое последнее «прости», и он, с неподдельным участием в голосе, спросил:
— Надеюсь, вы понимаете, что я говорю?
По лицу Ясенева пробежала блуждающая ухмылка.
— И вы думаете, что он и есть тот самый грабитель?.. — И, уже повышая голос, добавил: — В таком случае, какую же роль вы уготовили мне? Роль старого идиота, у которого стащили ключ от хранилища? Или сообщника-злодея? А? Ну, чего же вы молчите? Обвиняйте!
Теперь уже не только его лицо, но и шея, и даже уши приобрели багровый оттенок, и он почти перешел на звенящий шепот:
— Так вот что я вам скажу, молодой человек! Я еще не в том маразме, когда спускают воду в толчке, прежде чем снять штаны, и могу вам точно сказать, что ключи от сейфа и хранилища были при мне! Всегда при мне!! А что касается моего якобы сговора с Глебом Шумиловым… Господи, какая чушь! Дело в том, что мне нет необходимости красть «Клюкву». Она вся вот здесь! В голове!! Вы слышите это? В го-ло-ве!
Он с силой выдохнул скопившийся в груди воздух и показал рукой на дверь.
— А теперь все! Слышите? Все!! Уходите! Вы и так впустую потратили мое время…
Решив для пользы дела не заходить к Плетневу, Турецкий позвонил ему из машины:
— Слушай, твой Кокин говорил правду. Они действительно встречались той ночью, и разговор у них шел о каких-то деньгах.
— Что, наш академик раскололся?
— В том-то и дело, что нет. Но как бы он ни упирался, все сходится на двоюродном братце Шумилова. Так что, придется поработать в этом направлении.
Вот уж поистине в народе говорят, не знаешь, где потеряешь, а где найдешь.
Не успел Турецкий переступить порог квартиры, как к нему бросилась Ирина и выпалила скороговоркой, будто от этого зависела ее жизнь:
— А я уж собиралась тебе звонить!
— Что?.. Случилось чего?
— Да вроде бы и не случилось, но…
— Ну же! — подстегнул он жену.
— Короче говоря, только что звонил твой Шумилов и…
— Дима? — уточнил Турецкий.
— Я и говорю — Шумилов! Тебе же остальные Шумиловы боятся звонить…
— И что?
— Послушай, Турецкий, ты дашь мне договорить? — возмутилась Ирина.
— Прости! Только что имел разговор с Ясеневым — это шумиловский академик, и до сих пор не могу отойти. Завел, сволота, на всю катушку. Ну, да ладно, — махнул он рукой, — об этом потом, а сейчас рассказывай. Что случилось?
— Звонил Шумилов, Дима, а ему сегодня утром звонил Глеб.
— Глеб?..
— Да, Глеб! И просил своего брата, чтобы тот уговорил меня, чтобы я встретилась с ним.
Уже совершенно ничего не понимая, Турецкий уставился на свою жену.
— Но причем здесь ты и… и этот подонок? Что-то я не врублюсь в это дело.
— Не торопись клейма ставить, Турецкий, — осадила мужа жена. — У него все еще и без тебя впереди. И насколько я поняла, Глеб действительно не виноват в смерти Савина.
— Она, видите ли, поняла!.. — взъярился Турецкий. — Если бы все было настолько просто, как ты говоришь…
Видимо понимая, что мужа уже не остановить, Ирина Генриховна негромко произнесла:
— Да, Дима действительно уверен, что его брат ни в чем не виноват, и уговаривал меня, чтобы я согласилась встретиться с Глебом.
— Зачем? — резонно заметил Турецкий. — Зачем, спрашиваю, тебе с ним встречаться?
