— Кастетом? — усмехнулся Голованов.
— Зачем же, кастетом? Возможно даже, вазой из-под цветов, что стояла на столе. Старушка падает со стула на пол, и он, испугавшись содеянного, пытается закомуфлировать убийство под убийство с грабежом. Связывает ей еще теплые руки, заклеивает скотчем рот и уходит, убрав в холодильник остатки торта.
— И что?
— Да то, что наш с тобой генерал забыл что-то, выдающее его как убийцу, на месте преступления, и вынужден был возвратиться утром следующего дня в квартиру Самсоновой. Подчистил свои следы и… и уже после этого позвонил в милицию.
Маурин излагал версию следствия как уже сам собой разумеющейся факт, и Голованов не мог не возмутиться.
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
— Главное, что в это верит следователь, — не очень-то весело усмехнулся Маурин. — И, как мне кажется, в это же поверит и государственный обвинитель.
Водку выпили молча, и в тот момент, когда Маурин потянулся за столь любимой им колбасой, Голованов задал последний, как ему казалось, вопрос на засыпку:
— Насколько я догадываюсь, из квартиры убитой что-то пропало?
Маурин утвердительно кивнул головой.
— Как показывают и племянница Самсоновой, и наш с тобой генерал, исчезла коллекция статуэток первых лет советской власти и взломан небольшой тайничок, вмонтированный в стену, в котором Самсонова хранила деньги и те драгоценности, которые ей в свое время подарил муж.
— Ну вот же, видишь! — не удержался Голованов. — Это и подтверждает версию ограбления!
— Не скажи! — качнул головой Маурин. — Во-первых, Самсонов мог прихватить с собой коллекцию, чтобы изначально отвести от себя все подозрения. А во-вторых… во-вторых, грабители не могли знать о том тайничке, который был довольно искусно вмонтирован в стену. И лично у меня создалось такое впечатление, что «гость» или «гости» Самсоновой прошли сразу же к тайничку, а не стали рыться в платяном шкафу или в серванте, где обычно держат какие-то сбережения.
— И выходит, что следователь, который вел это дело…
— Совершенно точно! Он и этот момент сумел развернуть против подозреваемого.
— Но это же чушь! — вновь возмутился Голованов.
— Согласен. Но если бы я был на месте Самсонова и если бы мне потребовалось отвести от себя подозрения, я бы сделал точно так же. Кстати, одна только коллекция статуэток, которую еще до войны начал собирать муж Самсоновой, оценивается в несколько сотен тысяч долларов, это же касается и тех драгоценностей, которые она хранила в тайничке.
Маурин замолчал и развел руками.
После первой послеоперационной недели Агеев вроде бы пошел на поправку, по крайней мере в нем пробудился аппетит, и Голованов, затоваренный разрешенными к передаче продуктами, утром следующего дня сидел в четырехместной палате Агеева и рассказывал ему о деле генерала Самсонова, которого надо было вытаскивать из того дерьма, в которое он попал, позарившись на роскошную квартиру вдовы.
— Сам-то веришь в его невиновность? — спросил Агеев, поставив пустую коробочку из-под сока на тумбочку.
— Да как тебе сказать? — замялся Голованов. — Просто надо видеть этого мужика. К тому же рекомендация Варламова и его нижайшая просьба…
— М-да, это уже более серьезно, — вздохнул Агеев. — Если нас с тобой еще может подвести фэйс-контроль, что, в общем-то, тоже нереально, то рекомендация командира… — И тут же добавил: — Ну и что ты намерен предпринять?
— Не знаю, — признался Голованов. — Вчера, после выпитой бутылки с Мауриным, даже руки опустились. Сплошная безнадега.
— А что Турецкий?
— Пока что не разговаривал, но и он вряд ли чем сможет помочь. Тем более, что он сам в сплошной засаде.
— Это относительно той «Клюквы» и убийства?
Голованов кивнул.
Агеев какое-то время молчал, прицеливаясь глазом к пакету с фруктами на тумбочке, наконец произнес негромко:
— А что Маурин? Он действительно не верит в виновность Самсонова?
— Ну, стопроцентно, конечно, ручаться за него не могу, но его никто не дергал за язык, когда он сказал, что на его взгляд убийство старушки дело рук наркоманов или каких-то бомжей. А вся эта паутина, свитая вокруг генерала, это просто попытка закрыть дело, отправив человека на зону.
— Во! — поднял палец Агеев. — А Маурин — муровский волкодав, и ошибаться в подобных вещах он не может. А посему…
Голованов пожал плечами.
— Я бы тоже в это, пожалуй, поверил, если бы не одно «но». Самсонов не дядя Петя из котельной, против которого, при нашей судебно-следственной системе, можно возводить любые обвинения, чтобы только засадить его за решетку. Самсонов хоть и сапог полный по жизни, но он все-таки генерал, причем заслуженный генерал, у которого могут найтись свои покровители, к тому же весьма влиятельные, которые в любой момент могут взять прокурорского следока за жопу. И уверяю тебя, что этот следок не мог не знать этого.
В голосе Голованова послышались металлические нотки, и он зло закончил:
— Знал это, и все-таки решился пойти против Самсонова! И я тебя спрашиваю, почему? Ему что, известно нечто такое, что неизвестно нам с Мауриным, и поэтому он так уверен в своей правоте?
Замолчал было, злыми глазами уставившись на Агеева, и уже чуток ниже тоном, будто из него, словно пар из чайника, вышел весь его гражданский запал, сказал:
— Конечно, в нашей жизни все возможно, но если верить рассказам Самсонова и того же Маурина, я не верю в гражданскую позицию следователя! И в его правоту!
— А если здесь все гораздо проще? — осадил не в меру расшумевшегося Голованова Агеев.
— Не понял!
— А чего тут понимать? — хмыкнул Агеев. — Сам же говорил, что на эту квартиру претендует племянница убитой. Тем более, что никакого завещания, если я, конечно, правильно тебя понял, или той же дарственной, нет. И эта бабенка, пораскинув мозгами, решила развернуть гибель тетушки в свою пользу.
— То есть?..
— Я даже мог бы предположить, что у нее был какой-то выход на прокуратуру, ее свели с этим следователем, и она, пообещав ему определенный процент от рыночной стоимости квартиры, уговорила его утопить твоего генерала, чтобы остаться единоличной владелицей квартиры. Естественно, также через суд. А подобная квартирка на Кутузовском…
— Стоит немало, — подхватил агеевскую мысль Голованов. — И те же двадцать пять процентов от пятисот тысяч долларов…
Он замолчал, но и без того было ясно, что за подобные «бабки» можно и безвинного генерала на зону отправить. Тем более, что еще никто не доказал, что на нем действительно нет крови той старушки.
И все-таки в это не хотелось верить!
— А кто тебя заставляет верить? — удивился Агеев. — Не верь! Однако пошерсти малость ближайшее окружение Самсоновой. Сам же говорил, люди знали, что брать и где брать, когда связали старушке ручонки да кляпом рот заткнули.
