Голованов покосился на пятидесятилетнего бобра-дирижера и не смог не обратить внимания на то, что и он сам, и вся его компания явно довольны заварившейся перед ними дракой. Но крайней мере, визг бабий стоял такой, что хоть уши затыкай. Сева еще подумал, что подобные шоу — вполне хлебное дело. И не податься ли ему самому в этот бизнес? С десяток подобных заказных драк — и можно будет обновить свой автопарк. Как вдруг…
Все последующее смешалось в его глазах кроваво-черными красками, и он мог воспроизвести происшедшее уже только со слов Агеева, когда тот после операционной пришел в себя.
…Страшной силы удар опустился на затылок Агеева, у него помутилось в глазах, он хотел было глотнуть побольше воздуха, и не смог.
И в этот же момент что-то острое и жаркое прошило его бок. Еще не успев сообразить толком, что же это такое, он вдруг почувствовал, как под брючный ремень сползает теплая, очень теплая струйка, и только в этот момент четко осознал, ЧТО же это такое. И понял, что это, кажется, конец.
Схватившись рукой за окровавленный бок, он круто развернулся и вдруг увидел перед собой светящиеся радостью и в то же время наполненные ненавистью глаза человека, которого он менее всего ожидал встретить в этом ресторане.
Чувствуя, как уплывает его сознание, он увидел, как сквозь плотную толпу зевак к нему пробивается Голованов, и уже из последних сил ударил своего врага в лицо. Головой. Со всей силой, которая еще оставалась в нем…
А потом… потом пришел ответ на запрос, направленный на имя Турецкого, и в «Глории» наконец-то смогли по-настоящему оценить, КОГО смог зацепить на крючок Агеев.
«…Декушев Али Ибрагимович. Активный участник бандформирований, действовавших на территории Чечни, Ингушетии и Дагестана. Отличался крайней жестокостью по отношению к захваченным пленным. В федеральном розыске с 2001 года.
Крайне опасен. При задержании может оказать самое активное сопротивление. Владеет почти всеми видами отечественного и зарубежного стрелкового оружия. Специализация — диверсант. Проходил спецподготовку на базах в Арабских Эмиратах, после чего был переброшен в отряд Хаттаба».
Спецхарактеристика: «Патологическая ненависть к “неверным” и одновременно с этим более чем скептическое отношение к мировому исламу».
Вспоминая тот момент, когда на его глазах и под его прикрытием едва не «упустили» Агеева, причем не в горах Афганистана, а в довольно дорогом московском ресторане, чего Голованов до сих пор не мог себе простить, Сева негромко выругался, обозвав себя «нехоженным идиотом», и постарался перевести свои мысли на что-нибудь другое, более спокойное и не столь щекочущее нервы. Однако ничего хорошего в голову не приходило, и он почти заставил себя переключиться на дело «о чести человека и квартире», на которое подписался всего лишь три дня назад, поддавшись уговорам своего бывшего командира, генерала Варламова, с которым они с Агеевым прошли весь Афган. Точнее говоря, Варламов просил не за себя лично, а за своего друга, генерала Самсонова, который из-за какой-то квартирной хренотени может лишиться всего, что он имеет на сегодняшний день, но главное — чести и достоинства «порядочного человека и боевого генерала», каковым этот самый Самсонов и был до последнего момента.
Убита хозяйка и владелица престижной квартиры в «генеральском доме» на Кутузовском проспекте, причем убита при довольно странных и непонятных обстоятельствах, и все подозрения падают на несчастного Самсонова как на человека, который явно претендовал на эту квартиру. Ее владелица — тоже Самсонова… Людмила Степановна хоть и смотрелась довольно привлекательной и бодрой старушкой, однако на самом деле ей уже давно перевалило за восемьдесят, она уже забыла, когда похоронила своего мужа-художника. Детей у нее не было.
Следователь, который вел уголовное дело, уже расставил все точки над i, и ему теперь только и оставалось, что предъявить официальное обвинение в убийстве Самсоновой бывшему генералу, который пока что находился на свободе, дав подписку о невыезде. И теперь вся надежда, как умолял Голованова его бывший командир… Короче говоря, Головнов пообещал Самсонову и Варламову подключить к расследованию этого дела «Глорию», и уже сам намылился напрямую переговорить с Самсоновым, однако Турецкий упросил его «присмотреть попутно за мальцом, поводив его денек-другой по Москве», и теперь вот, вместо того чтобы заниматься делом, приходилось околачиваться в «топтунах».
Кстати, квартира убитой вдовы художника находилась неподалеку от школы, в которой учился Игнат, и он уже сам для себя решил, что если не случится ничего экстремального, то можно будет сегодня же навестить Самсонова, чтобы напрямую переговорить с ним. Без посредников и защитников его «чести и достоинства». Впрочем, если верить тому, что рассказал Варламов, — а Голованов не мог не верить своему генералу. — Самсонову грозила не только «потеря чести и достоинства», но и лет десять колонии строгого режима за предумышленное убийство хозяйки этой квартиры. Перед тем как ударить старушку по голове, ее связали и даже заклеили рот широченным скотчем.
Думая о том, что предстоящий разговор с генералом будет, судя по всему, не очень-то приятным — Самсонов, в силу своего генеральского апломба и гонора, постарается держать «масть», а ему, Голованову, нужны будут только факты, причем без соответствующих интерпретаций генерала и ненужных прикрас, и уже одно это проведет между ними тяжелый психологический барьер, — Голованов упустил момент, когда распахнулись двери и на школьное крыльцо выкатились не менее дюжины здоровенных лбов, глядя на которых нипочем не скажешь, что это «всего лишь дети», школьники, у которых еще «не устоялась психика» и их ни в коем случае нельзя травмировать.
За первой дюжиной из здания школы вывалило еще большее количество народа, в этом скопище голов уже трудно было найти Игната, и Голованов переключил свое внимание на блестящую игрушку-мотороллер, который все еще дожидался своего хозяина. И дождался.
Игнат почти вбежал на парковочную стоянку, сунул в багажник сумку с учебниками, врубил скорость и почти с места, едва не поставив мотороллер «на дыбки», рванул в сторону гудящего Кутузовского проспекта. В каждом его движении чувствовалась избыточная нервозность, к тому же он был один, что было бы странным, если бы он поехал в сторону дома, но вполне оправданным, если он собрался навестить своего пушера1, чтобы пополнить, видимо, закончившийся запас наркоты. В эти минуты его поведение было явно неадекватным, и Голованов не смог не выругаться, выводя свою машину из укрытия:
— Щенок! Щенок сопливый!
Игнат, между тем, едва не на полной скорости и почти не обращая внимания на шарахавшихся от него прохожих, проскочил проулок, ведущий к Кутузовскому проспекту, и, нарушая все правила уличного движения, что тоже говорило о его внутреннем состоянии, рванул в противоположную от дома сторону. И это также подтверждало догадку Голованова, что парень остался без привычной, видимо, дозы и ему срочно нужен «косячок».
Лавируя, словно пьяный «слаломист», между машинами, которых в этот час не очень-то и много было на Кутузовском проспекте, Голованов пустился было за мелькающим впереди него мотороллером, однако на первом же светофоре поимел полное фиаско. Игнат обошел застывшие перед красным светом машины, и не успел зажечься зеленый, как он рванулся с места и уже через тридцать секунд полностью растворился в пространстве проспекта. То ли свернул куда-то в сторону, во дворы, то ли успел проскочить на зеленый свет следующий светофор и теперь, словно зомбированный маньяк, шел к намеченной цели.
