Володя сел на стул — бледный, с прыгающими губами. На экране телевизора все еще продолжался боевик, и он тупо уставился в экран, хотя ничего не понимал из происходящего. Люди бежали, стреляли, кричали, но его это уже не интересовало.
Володя нашел в себе силы набрать номер телефона.
— Миш, у нас тут бандиты были… Приезжай. Нет, все в порядке, только окно разбили во двор. Да и то не они, а какие-то с красной корочкой. Да откуда я знаю! Нас чуть не убили!
Он отключил телефон и только теперь зашелся в беззвучном плаче, чувствуя, как напряжение отпускает его. Когда Вика вернулась, Володя уже пришел в себя и сидел, сгорбившись, как старичок, зажав между коленями ладони.
— На, выпей, — дала она ему какую-то таблетку и стакан с водой.
Володя молча выпил и вдруг тихо сказал:
— Вик, ты извини, что я при них тебя… ну, подставил, что ли…
— Ты не подставил, ты нам жизнь спас, — серьезно ответила она и коснулась его головы рукой, словно хотела погладить. Он схватил ее руку и поцеловал. Ему было очень стыдно, что в глазах Вики он теперь выглядит слабым человеком. Хорошо хоть слез его не видела. Оказывается, истерике подвержены не только женщины…
14
Двор, куда выпрыгнули из окна Турецкий и Плетнев, от улицы отгораживало двухэтажное здание. Наверное, здесь появлялись изредка только те, кто выбрасывал сломанную мебель. Театральные стулья образца семидесятых годов, стеллажи, бэушные шкафы — похоже, в театре или кинотеатре ремонт был в разгаре. Но между углом дома и прокатного пункта угадывался невысокий заборчик, который прикрывали ветви густого куста. Турецкий и Плетнев бросились к нему и, продравшись сквозь ветки, перепрыгнули через металлическую оградку прямо на тротуар. Молоденькая мамаша как раз катила мимо заборчика детскую коляску и вздрогнула от неожиданности, когда перед ней откуда ни возьмись материализовались два здоровых мужика.
— Извините, девушка, — в один голос рявкнули оба и бросились через дорогу на другую сторону улицы. Там они свернули в первый же переулок, быстрым шагом завернули в следующий, поплутали и оказались довольно далеко от прокатного пункта.
— Кажется, оторвались… Как они нас нашли? — на секунду остановился Турецкий, тяжело дыша.
— Наверное, от отделения следили. Они от нас не отстанут, это точно… Интересно, что же это такое они возят из Стамбула? А, Турецкий? Ковры, что ли?
— Мелковато будет, учитывая, с каким размахом они устраняют свидетелей… Выясним.
Плетнев повертел головой, соображая, куда их принесли ноги.
— Давай к тем гаражам, надежнее будет.
У Турецкого зазвонил мобильный, и он приложил его к уху.
— Да, Сергей Иванович…
Характерный хрипловатый голос жениха тети Вали сообщил:
— Кирюха звонил.
— Ну наконец-то, а мы уже беспокоились. Жив, слава богу. И где он?
— Я его спрятал у Михалыча. На эллинге. Запоминайте, как проехать.
Плетнев присел на корточки под стеной гаража и задумчиво грыз травинку. Голос у Сергея Иванович громкий, так что Плетнев слышал информацию не напрягаясь.
— Такси берем? — поинтересовался он у Турецкого, когда тот отключил телефон.
— Нет, на общественном поедем. У меня подозрение, что кое-кто из местных таксистов на бандитов работает. Неохота хвост за собой притащить.
Они прошли к остановке и дождались нужного автобуса. Хорошо кататься в городском транспорте в выходные дни. В полупустом автобусе оба сели на задние места, чтобы видеть всех заходящих пассажиров.
Если бы у Турецкого, наконец, выпало свободное время, он бы сейчас, как белый человек, стоял на берегу и любовался морским пейзажем, слушал бы крики чаек и предавался приятным воспоминаниям о летнем отдыхе с Ириной.
Мысли о жене в последние дни если и посещали его, то мимолетно. Поскольку при его напряженной жизни некогда даже было поразмыслить, как она, его любимая, что поделывает? Вспоминает ли своего непутевого мужа, который уже дней пять не звонил ей? А сама, конечно, она у нас гордая, ни за что не позвонит, потому как последнее слово было за ней, и слово это было не в пользу Турецкого. То есть уехала она от него, прихватив плетневского сынка, и в прощальном письме оставила одни нравоучения и порицания.
— Антон, ты о Васе хоть вспоминаешь? — спросил Турецкий у Плетнева, когда они вышли из автобуса и направились к нужным ориентирам. Антон целеустремленно и размашисто шагал рядом с видом крайне занятого человека.
— Конечно, вспоминаю! — удивился вопросу Плетнев. Потом подумал и честно признался: — Только перед сном. Пока еще не заснул, и в голове всякое вертится. Даже как-то некогда толком о сыне подумать. Все дела у нас с тобой, беготня какая-то…
— И мне об Ирине некогда подумать, — пожаловался Турецкий. — А ведь, небось, обижается…
— Да они всегда обижаются, — философски заметил Плетнев. — Им всегда кажется, что они у нас что-то недополучают… Но мы же не можем с ними сюсюкать или цацкаться. У мужчин, я имею в виду настоящих мужчин, к примеру, как мы с тобой, дело всегда на первом месте. Если бы не мы с тобой, то кто бы стал разгребать это дерьмо в городе-побратиме Новороссийске?
— А разве он наш город-побратим?
— Да это я так, к слову. Так что ты не мучайся. Вот разберемся, повяжем кого надо, сдадим в руки правосудию и тогда сядем за хороший стол, с хорошим вином, на крайняк с хорошей водкой, и задумаемся о наших родимых часа на два. А может, и домой рванем. Что-то мне здесь уже совсем разонравилось… Не привык я быть в роли дичи. Лучше охотником, — сделал вывод Плетнев.
— Ну это вопрос спорный, — кто здесь охотник, а кто дичь. Просто игра у нас закрутилась непростая — роли все время меняются. Ладно, не будем париться… Пришли, — кивнул на эллинг Турецкий.
Сергей Иванович в выгоревшей бейсболке и старенькой рубахе, заправленной в потертые джинсы, поджидал их у заборчика, слепленного незнамо из чего. Но если приглядеться да разобраться, становилась понятна задумка мастера — стальная арматура причудливо оплетала ржавые столбики и даже с некоторым смыслом. Кто-то пытался придать плетению узор, и два пролета даже четко намекали на нечто, похожее на морской якорь. Но потом, видимо, терпение у мастера лопнуло, и дальше все пошло кое-как. Хотя с главной задачей мастеровитый человек справился — заборчик отделял частную собственность от чужой, и на границе была даже установлена будка. Приволок откуда-то ржавую беседку и обил листами жести. Именно из-за будки на непрошенных гостей выскочил здоровый пес с ревом и лаем, как дикий зверь из прерий, а точнее — огромная кавказская овчарка.
— Фу! Марсель! Свои… Свои… — прикрикнул на овчарку Сергей Иванович, и она, еще раз гавкнув уже скорее по инерции, чем для порядка, относительно успокоилась. Но хотя на гостей не бросалась, свой долг исполняла исправно — пристроилась рядом, сопровождая людей на вверенной ей территории, иногда то забегая вперед, то отставая, как конвоир, не желающий терять своих подопечных из вида.
