Об этом он мог догадаться, открывая дверь своими ключами. Но яснее ясного об отсутствии жены говорили зашторенные окна. Сквозь шторы пробивался оранжевый закат. Рачительная хозяйка, Ирина неизменно зашторивала окна, если собиралась уйти на весь вечер… Или – уехать? Куда это она без него, интересно, собралась?
«А что, если Ирка не так уж невинна? – вторглась в одурманенное пивом сознание прежняя подловатая мысль, которую сознание трезвое так долго до себя не допускало. – Вечно упрекает меня за измены, вечно выискивает признаки, что у меня появилась какая-то баба… А сама-то? Что-то она к Плетневым зачастила. Говорит, что беспокоится о Васе, но ведь поди ж ты знай, правда ли ходит туда только ради мальчика… Если даже ради Васи, то ведь Антон от этого никуда не исчезает. Я уже предупреждал ее, что рассержусь, но когда она вобьет что-то в голову, ее не переубедить. Упрямая! Вся в меня», – хохотнул Турецкий, испытав прилив гордости, что жена ему досталась такая, как надо, подходящая такому герою, как он.
Все еще потирая надавленное ремнем от сумки плечо, Турецкий встал. Вызвал из памяти мобильника меркуловский номер. Костя откликнулся сразу же:
– Меркулов слушает.
– С приветом из Чехии! – засмеялся Турецкий. Почему-то в последнюю минуту он только и делал, что похохатывал. Может быть, стараясь скрыть от себя, что ему совсем не весело.
– А-а, Саня! – Голос Меркулова потеплел. – Ну как, отыскал, кого хотел?
– Отыскал! Никуда он от нас не делся.
– Значит, дело можете закрывать?
– Закрываем, – хотя Костя не мог его видеть, Турецкий махнул рукой. – Криминала никакого не было, как мы и думали… Подробности при встрече, ладно? Вошел только что, устал, как собака…
Все еще прижимая телефон к уху, Турецкий шел по квартире, заглядывая в темные пустые комнаты. Закат как-то мгновенно погас, оставив серое оледенение, поглощавшее дом, где совсем недавно было спокойно и уютно – так, по крайней мере, представлялось по памяти. Сейчас это место было не расположено к Саше. Совсем не расположено. Чтобы вернуть уют и покой, требовался теплый ужин. И теплая женщина. Где она, его теплая женщина, а?
– Как дома дела? – Меркулов продолжал интересоваться жизнью того, кто больше не являлся его подчиненным. Турецкий почувствовал приступ раздражения: что им всем от меня надо? Почему они все меня воспитывают? Сколько можно?
– Дома? Да не, нормально. – Он снова хотел усмехнуться, продолжая доказывать себе, что весел, но усмешка получилась скверная. – Все как всегда… Иры нет.
– Сань, ну почему «как всегда»? – попытался образумить его Меркулов. – Она, между прочим, спрашивала о тебе. Волновалась.
– И когда это она обо мне спросить соизволила? – Турецкий понимал, что лезет туда, куда заходить не следует, но следовательская неотступность гнала вперед.
– Да вот вчера. Я заехал в «Глорию», мы с Антоном обсуждали…
Точно. Антон Плетнев. Как он и думал… Муж в дверь, а жена в Тверь, или как там назывался водевиль позапрошлого века? Тьфу, пошлость какая!
– Если вы с Антоном обсуждали, то что там моя жена делала, скажи мне, а? И наверняка, когда ты зашел, она там уже была. Давно.
Меркулов догадался, что Турецкий расспрашивает не просто так. Любой бы на его месте догадался:
– Сань… Ты чего? Не сходи с ума!
– Вот, теперь и ты меня параноиком считаешь, да?
– Сань, успокойся! Я сам попросил Иру заехать в «Глорию». Ради тебя, дурака, старался, объяснил ей все в который раз всю ситуацию с Ольгой. Ну, позвони Плетневу, спроси, как было…
– Позвоню, – пообещал Турецкий. – Вот сейчас. А потом спать завалюсь, раз никто меня тут с ужином не встречает.
– Кто тебя мог встретить, если мы все тебя завтра ждали, а?
– Все, отбой, – буркнул Турецкий, нажимая на левую кнопку. Ну, правильно, картина передвижников «Не ждали»! Приезжать надо по расписанию, только тогда, когда тебя ждут. Приезжая вне расписания, ты напрашиваешься на неприятности. Ты можешь узнать то, чего тебе знать, в общем, не хотелось.
Вопреки обещанию, Турецкий не сразу набрал домашний номер Антона Плетнева. Сначала он включил по всей квартире свет. А потом отыскал на кухне бутылку водки. Хранилась она так, на всякий пожарный случай, вроде вторжения непредвиденных гостей. Но разве сейчас – не пожарный случай? «Водка без пива – деньги на ветер», – наполняя первую попавшуюся кружку (даже не стакан), Александр Борисович вспомнил эту мудрость алкоголиков, ошивавшихся в брежневские времена возле пивных ларьков. Алкоголики были правы: пиво, остатки которого плескались в жилах Турецкого, дало с водкой какую-то совсем новую, буквально сногсшибательную комбинацию.
Допив кружку водки, Турецкий обнаружил, что до сих пор держит в левой руке мобильник, и выключил его. Подошел к городскому телефону, набрал номер… Ну вот, сейчас он находится в нужной форме для того, чтобы лицом к лицу встретиться с правдой.
И тем не менее он не нашел, что сказать, когда голос Ирины, такой любимый и родной, прозвучал – оттуда, издалека, из чужой квартиры, из квартиры, принадлежащей чужому мужчине:
– Алло! Алло, слушаю! Не слышно…
Короткие гудки. Турецкий сел на стул, сжимая телефонную трубку в руке. Всем сердцем и всеми нервами он хотел действия. А разум не мог им воспрепятствовать, контуженный смесью водки с пивом…
Личное дело Александра Турецкого. На кухне дома Плетнева
В то время как Турецкий на практике анализировал свои отношения с алкогольными напитками, Ирина и Антон Плетнев сидели на кухне, в ожидании Кати попивая чай со сдобными баранками. Мягко светящаяся под давно не ремонтированным потолком лампа отражалась в темном свечеревшемся окне. На полу стояли собранные рюкзаки. У Ирины затрезвонил мобильник.
– О, Катька! – радостно прокричала Ирина в телефон. – Наконец-то прозвонилась! Это ты сейчас на городской звонила?
– Не, не я… – В голос Кати вклинивались посторонние шумы: гудки машин, чье-то недовольное бормотание.
– Ну вот, минут десять назад – не ты? – пыталась выяснить Ирина. – А мы думали – ты…
– Зато теперь это точно я! – Кажется, Катя собиралась рассердиться. – Ирка, слушай сюда! Я стою в длиннющей пробке. До вас доберусь не раньше двенадцати.
– Так поздно?
– Всего-то минут сорок подождите меня! – возмутилась импульсивная, как обычно, Катя. – Зато спокойно поедем всем караваном, без пробок, ночью! Красота! До дачи за час домчимся!
– Ну ладно, – сдалась Ирина, – будем ждать.
Ирина выключила связь, взялась за свою кружку с чаем. На фарфоровых боках были изображены подсвеченные серебряными извилистыми линиями фиолетовые колокольчики среди черной травы: лунная ночная картинка, она навевает грусть… Потаенная грусть угадывалась и в обращенном на Ирину взгляде Плетнева, только вызвали это чувство отнюдь не колокольчики.
