– Игорь, – Кулаков вздрогнул – до этого жена избегала звать его по имени, – расскажи, как ты убил. Я же все равно об этом знаю. Как это было? Расскажи.
– Зачем?
– Чтобы не мучиться. Я извожусь, представляю неизвестно что…
– А так ты будешь представлять известно что. Зачем тебе это?
Но Кулаков согласился. К чему уж теперь, в самом деле, молчать? А если милиция на хвост наступит (как там срок давности, еще не истек?), можно будет сказать, что Сусанна все выдумала. И вообще, жена не имеет права свидетельствовать против мужа!
Убийство Игорь начал обдумывать с тех самых пор, когда осознал, что у них с Мащенко не заладилось совместное руководство. Дважды он предлагал перекупить у Андрея его долю акций, и дважды натыкался на отказ. За перипетиями борьбы между бывшими друзьями наблюдал Эдик Биренбойм. Именно он, помнится, сказал Игорю наедине:
«Хоть бы он пропал! Какого беспорядка в цифрах наворотил – дебет с кредитом не сходится. Не начальник, а внутренний вредитель».
Сказано было в сердцах. Однако идея, зароненная в упорный кулаковский мозг, дала обильные ветвистые всходы.
Люди просто так не пропадают. Значит, надо сделать так, чтобы Андрюха исчез. Как это сделать? Нанять бандитов? В те годы киллерский рынок не был еще развит так, как сейчас. К тому же в небольшом городе шила в мешке не утаишь: все будут знать, кто убил и за что. Кому выгодно убрать Андрюху Мащенко? Угадайте с двух раз… Как же сделать так, чтобы и Андрея убрать, и репутация не пострадала? Игорь сердито сопел, но продолжал обмозговывать, обмусоливать мысль, которая никак не хотела отстать от него.
И додумался! Прежде, чем Мащенко уберется у него с дороги, нужно убрать кое-кого еще…
Эдик, с которым Кулаков поделился своим планом, сперва замахал руками: «Ты что? Я тебе ничего не советовал! Что ты выдумал?» Игорь гнул свое: ему необходим был сообщник. Конечно, Игорь – мужчина, а Наталья – женщина, но такую увесистую тушу в два счета не одолеть… Исход решило то, что Эдуард был человеком, зависимым от Кулакова, а с таким хозяином, как Мащенко, по мнению главного бухгалтера, на фирме можно было бы ставить крест. Короче, они договорились. Кулаков изложил свой план. Эдик, услышав нечто конкретное, вроде бы успокоился и начал вносить в этот план дельные коррективы. У него вообще был талант, – отличное вИдение ситуации. По шахматам первый разряд имел… И хотя на деле все получилось не совсем так, как рассчитывали, в итоге все сошло, как по маслу…
Собственно празднование дня Октябрьской революции Игорь Кулаков почти не помнит: какие поднимались тосты, какие рассказывали анекдоты… Он был поглощен тем, как бы, поближе к одиннадцати часам, когда все напьются и утратят наблюдательность, подсыпать в рюмку Мащенко клофелин. В те годы редкая желтая газетенка не писала о «клофелинщиках», которые грабят, предварительно одурманив свои жертвы. Лекарство отличное, причем продается в каждой аптеке… Почему было не подсыпать клофелин также Наталье Авдеевой, – ведь так с ней было бы легче справиться? У Игоря было и такое намерение, но Эдик возразил, что экспертиза выявит его содержание в крови трупа, а это будет истолковано в пользу Андрея.
И еще запомнилось Игорю, что Наталья для праздника надушилась какими-то тяжелыми, затхлыми, сладковатыми духами: точь-в-точь мертвечина! Игорь то и дело взглядывал то на ее круглые, бледные, подернутые еле заметным пушком щеки, то на виднеющуюся из декольте ложбинку между грудями, в которой выступил пот, и всячески настраивал себя против нее. Толстуха, уродина! Как Андрюха с ней спит? Как ее вообще земля носит? Устанавливал дистанцию между ней и собой, чтобы легче было убить. Говорят, что легко убить либо совсем близкого человека, которого страстно ненавидишь, либо совсем незнакомого. Просто знакомого – трудно. Ни незнакомых, ни близких Игорь не убивал, а насчет просто знакомых судит по собственному опыту: трудно, но можно.
Напились в то застолье изрядно… Игорь в какой-то момент почувствовал, что у него поплыла голова, но усилием воли вернул ее на место. Эдик вроде бы употреблял воздержанно, обошелся совсем без водки, хотя в другое, спокойное время уж он бы своего не упустил… В общем, наверное, они остались самыми трезвыми из участников застолья. Не считая Натальи. Она вообще не пила – теперь Игорю известно, почему…
– А если бы тогда вам стало известно, изменило бы это что-нибудь в том, что вместе с любовницей Андрея вы убиваете ребенка? – вмешалась Сусанна.
– Нет. Все уже было расчислено. А насчет ребенка, – здесь вы, бабы, ловчите! Когда вам надо, называете то, что у вас внутри сидит, ребенком, а когда хотите сделать аборт, – ах, это еще не человек, это сгусток клеток… Не было там никакого ребенка, ясно? Сгусток клеток был!
«Это он о ком-то другом… о какой-то другой, – сообразила Сусанна. – Я никогда не делала от него аборта…» Опасаясь нарваться на еще худшие разоблачения, она дала себе слово не перебивать…
Дело Кирилла Легейдо. Убийство, которого не было
…Итак, отношения Ольги и Кирилла Легейдо зашли в тупик. Но дело не в браке, который – если воспользоваться расхожей шуткой – оказался браком во всех смыслах. Заноза сидела глубже. Ольга для Кирилла была частью той жизни, от которой он хотел бы избавиться. Жизни активной, наполненной трудом, уважением заказчиков и любовью сотрудников, а на деле – насквозь фальшивой. Принимая заказ на рекламу того или иного продукта, который сам он никогда не купит, Кирилл чувствовал смутное познабливание: разве об этом он мечтал? Он шалил, куролесил, реклама была для него веселым упражнением, ответом на брошенный вызов, и когда ему удавалось способствовать продаже того, что без него никто бы не купил, или расколоть на бабки скуповатого заказчика, он чувствовал такое удовольствие, как если бы выиграл партию в шахматы у чемпиона мира. Он шел к высотам бизнеса играючи.
Постепенно игровой момент рассосался, осталась голая прибыль. Товарно-денежные отношения, чисто по Марксу. И пускай товар, как принято сейчас выражаться, виртуальный, зато прибыль всегда реальная. Значит, если сбросить с того, чем он занимается, романтический флер, получится, что он за бешеные бабки втюхивает простофилям всякое дерьмо, без которого можно обойтись. Вот как Сократ ходил по рынку, и, когда его спрашивали, почему он ничего не покупает, отвечал: «Какое счастье, что на свете столько вещей, без которых можно обойтись!» Кирилл Легейдо в юности видел себя на месте Сократа, а очутился на месте торговца…
Подобные мысли посещали его все чаще и чаще. Наверное, в поисках отдушины Кирилл пришел на аэродром: какой же Карлсон без полета! А может, не только поэтому. Он понимал: в сорок три года жизнь менять поздно, что сложилось, то сложилось, он больше не свободен, от него зависит множество людей… Но когда жизнь изменить нельзя, при том, что она невыносима, остается единственный выход: расстаться с ней. Мысль о самоубийстве не раз приходила в голову Кириллу, и, если вначале она была гипотетической, со временем он стал просчитывать возможности. Он не хотел демонстративно обставлять свой уход, но, если неопытный летчик разобьется, не совладав с управлением, в этом нет ничего особенного, не так ли? Никто даже не заподозрит самоубийство в том, что посчитают несчастным случаем. Может быть, удастся скрыть самоубийство даже от себя самого: просто зазевался, просто рука сорвалась, – при чем здесь заранее обдуманное намерение?
