А первым человеком, встреченным Турецким в коридоре на пути к своему кабинету, оказался не кто иной, как Вячеслав Иванович Грязнов, только что покинувший кабинет Меркулова.
— Ты ли это, Саня? — Хмурая до этого физиономия Грязнова-старшего расцвела искренней улыбкой, заранее протягивая другу руку, он ускорил шаг. В кабинет они вошли вместе, и, пока Александр Борисович открывал с помощью специальной палки с крючком форточку, генерал успел разместить свое грузное тело в любимом кресле у журнального столика.
— Как Иринка? — поинтересовался он. — Одну оставил? — Да нет, Слав… Иринка неважно себя почувствовала, утром отвез ее обратно в роддом, на сохранение… Давай об этом не будем! Расскажи-ка лучше про Цезаря…
Вячеслав Иванович, бросив на Турецкого сочувствующий взгляд, слегка пожал плечами:
— Да тут и рассказывать-то особо нечего… Я, кстати, сегодня как раз хотел к тебе заехать, а тут — на ловца и зверь бежит…
— Что-то случилось? — Александр Борисович внимательно посмотрел на генерала и вынес вердикт: — Ты, я вижу, чем-то расстроен. Давай колись!
— А-а-а… Это я так, к нашим делам особого отношения не имеет…
— А все-таки?
— Ох, Сань… — Грязнов тяжело вздохнул. — По всему видно — пора мне на покой…
— Да что случилось-то?! — Турецкий присел напротив друга и встревоженно уставился ему в глаза.
— Как сказал Денис, ничего особенного… Это, видишь ли, нынешний мир такой, а вместе с ним и его обитатели, чтоб их… Словом, возвращаемся мы вчера, уже под утро, с Дениской домой, ну и мимо ДПС на Дмитровке… Должен тебе сказать, картинка жуткая: мужик, как сказал мне гаишник, не менее чем на двухсот в час вмазался на своей иномарке в бетонную опору… Мост там есть, как раз недалеко от их поста…
Грязнов-старший вздохнул, а Турецкий продолжал молча слушать, понимая, что вряд ли бы генерал так расстроился из-за одного только ДПС, хотя бы и столь жуткого: впечатлительные люди в милиции до таких погон, как у него, не дослуживаются — уходят значительно раньше…
— Вообрази картину: машина, значит, разлетается на три части, все отброшены друг от друга не менее чем метров на двадцать: счастье, что рань такая была и никто не пострадал… Прохожие-то первые чуть позже появились… Ну о самом водиле молчу: его и вовсе метров на пятьдесят вперед башкой вышвырнуло — всмятку, конечно…
— Слав, — не выдержал наконец Александр Борисович, — скажи наконец, какого лешего ты мне всю эту жуть описываешь?! Впечатлением, что ли, захотел поделиться?
— Ага… Только не от аварии, а от этих самых, туды-растуды их мать, прохожих…
— Зевак?
— Если бы, Сань!.. Это бы я еще понял… Так ведь ты представь: машина в клочья, мужик этот, ее хозяин, уже, разумеется, бывший… А гады, углядевшие всю картинку из окон ближних домов, кто в чем высыпали и прямо на глазах у инспекторов в обломках машины начали копаться, тягать целые запчасти… Сань, на каком свете мы с тобой живем-то, а?!
Они помолчали. Что ответить другу, Александр Борисович не знал.
— Не понимаю я этого, — тоскливо протянул Вячеслав Иванович. — Ни с какой стороны, в том числе и со стороны житейской логики — не понимаю таких, с позволения сказать, людей… Рядом труп хозяина, а они, понимаешь, не дождавшись, когда он хотя бы остынет, мародерствуют… Ну что, по сто пятьдесят восьмой их привлекать, что ли, за шкирку — и в КПЗ?.. В лучшем случае парочку месяцев отдохнут, штраф заплатят… Да какими туда попали — такими и выйдут! Не по-ни-ма-ю… А коли не понимаю, следовательно, пора мне, человеку прошлого века, на покой!
— Ну это ты уж палку-то не перегибай! — заговорил Турецкий. — Во-первых, таких козлов я тоже не понимаю. Во-вторых, не все же, в конце концов, такие… Дерьмо, как известно, на поверхности плавает. А в самом мрачном случае, если б даже большинство вокруг нас действительно являлись мародерами, — тем более, Слав, в отставку нам нельзя: кто-то же должен им мозги прочищать?
— Тоже мне луч света в темном царстве, — усмехнулся генерал. — Впрочем, ты-то, может, и впрямь… Слухи в последнее время разные ходят…
— Какие еще слухи? — насторожился Турецкий.
Вячеслав Иванович пристально поглядел на своего друга и, немного поколебавшись, ответил:
— Думал, ты знаешь… Говорят, вашего генерального того… Со дня на день в отставку отправят…
Брови Александра Борисовича красноречиво округлились.
— Засиделся ты, я вижу, в отпуске-то, Сань, — покачал головой Грязнов-старший. — Даже Дениска мой и то в курсе!
— А подробнее можешь? — прищурился Турецкий.
— А подробнее — говорят, кое-кто уверен, что на его место отнюдь не Меркулов сядет, а как раз ты… Что скажешь? Александр Борисович не сказал ничего, вместо этого искренне рассмеявшись.
— Ну таких легенд я про себя, честно тебе признаюсь, еще не слышал, — констатировал он, ласково глядя на генерала. — Ты сам-то соображаешь?.. Мне, как госсоветнику юстиции, хотя бы следующий класс присвоили, — не то что в эдакое кресло… И вообще, я, Славка, практик, а не чиновник, меня и на нынешней должности бумажки достали! Мог бы и сам догадаться, что слухи — они слухи и есть…
— А еще говорят, — невозмутимо продолжил Грязнов-старший, — что ежели в кресло, тобой упомянутое, сядешь не ты, а, допустим, отлично проявивший себя глава какого-нибудь федерального округа… то на этот самый округ назначать будут как раз тебя, Сань!.. Скажи-ка мне, к примеру, сколько раз ты за последние полгода в командировках чеченских побывал?..
— Ну знаешь… — посерьезнел Александр Борисович. — А еще друг называется! Хорошенького же ты мне продвижения по службе желаешь!
— Во-первых, не по службе, а по карьерной лестнице, — поправил его Вячеслав Иванович. — Во-вторых, кто это тебе сказал, что желаю? Одни разборки между их президентом и новым премьер-министром разрешать — такого и врагу не пожелаешь, не то что другу… Кстати, как тебе этот недавний указ насчет многоженства?..
— А тебе как? — фыркнул Турецкий. — Впрочем, можешь не отвечать: без тебя знаю, что нравится! Так же как и мне — хотя уверен, Ирка нас не поймет! Проводив Вячеслава Ивановича, Турецкий решил все-таки наведаться к своему шефу Меркулову: по-хорошему, показаться ему и доложиться следовало сразу, но так уж вышло… Костя, надо думать, поймет. Тем более что поимка Цезаря, за которым органы охотились не один год, — гирька, причем увесистая, и на его чашу весов. А он, Турецкий, вложил в завершившуюся столь удачно операцию немало своего труда.
Однако и на этот раз добраться до кабинета шефа ему не удалось: дверь распахнулась — и на пороге появился следователь Померанцев. Глаза, как всегда, горят, волосы слегка растрепаны.
— А я думал врут… Здрас-с-сте, Сан Борисыч!
— Кто врет? — усмехнулся Турецкий и попытался нахмуриться, но у него не получилось. На самом деле, несмотря на то что Валерий не всегда соблюдал субординацию (исключительно в силу своего неуемного темперамента) и вообще назвать его дисциплинированным было затруднительно, Александр Борисович Померанцева любил и считал едва ли не лучшим сотрудником Следственного управления Генпрокуратуры.
