— Привет, Володя, — поздоровался Турецкий, — как дела? Конечно, если можешь говорить…
— Не то чтобы очень могу, — отозвался тот. — А дела как и предполагалось… А у вас?..
— У нас как у вас, — ответил Турецкий. — Я сейчас по другому поводу звоню, извини, отвлеку на пару минут… Ты дело Глухова помнишь?
— Какого Глухова?
— «Черные риелторы», фирма «Шерхан»…
Яковлев некоторое время помолчал, соображая.
— A-a-a… Так ведь повисло.
— Точно! Значит, помнишь.
— Не сказал бы, — осторожно возразил Яковлев. — Столько с тех пор всего было… Словом, помню, но очень смутно.
— Ну ладно… Сейчас напомню, точнее, у меня вопрос по нему: насколько следует из материалов, как мне рассказал только что твой папаша, жену фигуранта, Глухова, опрашивали всего один раз… Ее имя, чтоб тебе лучше вспоминалось, Дина Петровна, тоже Глухова.
— Помню, там что-то с квартирой, полученной через отца, мелькало. Так мы проверяли, все по закону. Ну а то, что она получила ее на территории РЭУ, в котором сама и работала, к делу не пришьешь… Ясно, что рука руку моет, но поди докажи!
— А говоришь, помнишь смутно! — засмеялся Турецкий.
— Так мы с Сережкой Семыниным к ней тогда вместе заезжали! И совсем не из-за ее квартиры, это уж я так, по ходу проверял… Нас ее супруг интересовал. Его род деятельности в фирме помимо продажи удобрений.
— Это я уже знаю. Так же как и то, что при всей своей возможной нелюбви к бывшему мужу на вопросы о том, занимается ли он недвижимостью, хотя бы по случаю, она отвечала категорическое «нет» и «понятия не имею»… Меня интересует не смысл ее ответов, а твое ощущение: лгала она, по-твоему, или правду говорила? Вспомни!
Яковлев снова немного помолчал, видимо пытаясь сосредоточиться и действительно припомнить. Наконец заговорил:
— А что, Сан Борисыч, новые факты вскрылись по «Шерхану»?
— Ты, часом, не из Одессы? — сердито поинтересовался Турецкий. — Я от тебя ответа жду, а ты — вопросом на вопрос.
— Да она, Сан Борисыч, насколько помню, вообще удивительно противная баба! Злая, как собака, если бы не дети, я бы сказал — типичная старая дева, озверевшая от отсутствия мужика. Со временем из нее могла получиться отличная коммунальная ведьма! Она вообще все, что говорила, с поджатыми губками выдавала и глазенками так поблескивала, как будто показывала: «Сами, мол, ищите, а я вам и не подумаю выдавать что знаю!..»
— Может, просто боялась связываться с бывшим?
— Такая побоится, как же! У меня, если вас так интересуют мои ощущения, вообще было чувство, что эта баба врет всем подряд, крутит-мутит и… злорадствует. Как по адресу мужа, что мы сели ему на хвост, так и по нашему, поскольку ничего не нароем.
— Ага… — пробормотал Турецкий. — Что ж, пока достаточно! Теперь ясно хотя бы, почему вы с ней только один раз беседовали.
— Потому что второй, так же как и все последующие, беседовать с ней было бесполезно!
— Ладно, говорю ж, понял…
Следующий звонок Александр Борисович сделал своему другу Грязнову-старшему. На этот раз его интересовал все тот же Володя Яковлев, но по другой причине.
— Володька заканчивает с Мокрушиной и отпуск оформляет? — сообщил Вячеслав Иванович. — А что? Имеет право, в прошлом году и вовсе не был.
— Иными словами, по Мокрушиной он больше занят не будет… Слушай, а ничего, если я его на пару дней все-таки тормозну?
— Ну не знаю… А чего у самого не спросишь?
— А я вначале с тобой, непосредственным начальником, желаю договориться. Я ж не спросил его и не знал, что он отдыхать намылился! Вот теперь знаю, значит, перезвоню. Нельзя сказать, чтобы Яковлев просиял от счастья, вторично выслушав Александра Борисовича. Тем более что и дело по «Шерхану» в принципе уже вылетело у него из головы. Но и выкручиваться-отговариваться тоже не стал:
— Вообще-то я, Сан Борисыч, собирался по путевке в Крым. Но время еще есть, путевка начнется только через неделю… А чего б вы хотели?
— Хочу, чтобы ты снова покопал вокруг супруги фигуранта, попытался нарыть на нее компромат: баба, проработавшая столько лет в РЭУ, просто не могла где-нибудь не засветиться. Мне нужно ее чем-нибудь прижать, понимаешь?
— Понимаю, — грустно отозвался Володя. — А сам Глухов?
— О нем мне надо знать минимальную информацию… пока. Чем занят на сегодняшний день, существует ли еще, пусть под другим названием, их фирма: они, ты, наверное, в курсе, любят закрываться, потом заново регистрироваться под другим названием, то бишь прятать концы в воду…
— Мне понадобится дня два, — посоображав, ответил Яковлев.
— Вот за это я тебя, Володя, и люблю! — обрадовался Александр Борисович. — За полное отсутствие с твоей стороны лишних вопросов и манеру стартовать с места в карьер!
— Спасибо… — усмехнулся в свою очередь оперативник. — Профессия многому учит. Например, тому, что чем раньше начнешь работать над заданием, тем быстрее его выполнишь… Я вам позвоню, Сан Борисыч, сразу, как будут результаты!
МАЙЯ
— Получилось… Получилось!..
Она как последняя дурочка подпрыгнула на месте и бросилась от избытка эмоций дяде Юре на шею.
— Тихо-тихо… — Сдержать радостной улыбки он тоже не смог, хотя и осторожно, но решительно отстранил девушку от себя. Однако его лицо при этом было довольным — их совместное отражение Майя хорошо видела в большом зеркале, перед которым и проходила репетиция. Поэтому дяди-Юрина сдержанность ее ничуть не смутила.
— Погоди, Майечка, ты еще не знаешь главного… У меня для тебя сюрприз, которого ты давно ждала!
Она обмерла, боясь поверить себе, своей мелькнувшей мысли, которую тут же отогнала в страхе перед возможным разочарованием.
— Сядь, успокойся, сейчас я тебе кое-что покажу!
Он вышел из комнаты, а Майя опустилась на край софы — даже не из послушания, а потому, что у нее сами подогнулись ноги. Дядя Юра вернулся минуты через три, показавшиеся девушке вечностью. В руках у него была пачка фотографий. Он молча протянул их Майе и снова вышел из комнаты.
Поначалу она не поняла, что именно изображено на верхнем снимке: какая-то искореженная машина. Потом — фотографировали это явное ДТП сзади — увидела косо висящий номер, с отчетливо запечатлевшейся цифрой «28», и все поняла… Руки девушки дрожали, она не сразу сумела добраться до следующей карточки, а когда добралась… Это была все та же машина, никаких сомнений — отцовский «Москвич»: на сей раз вид спереди довольно крупным планом, со стороны лобового стекла… Никакого лобового стекла не было, были острые, кривые, как ятаган, осколки, торчавшие из покореженной рамы, лысый затылок водителя, который она узнала бы из тысячи даже вот в таком виде, с вонзившимися в него окровавленными осколками: голова отца безвольна свешивалась на руль, лица не было видно… Но главное — единственная пассажирка, сидевшая справа от него: голова Крысы была, напротив, неестественно закинута назад. И хотя один из осколков, вонзившийся женщине в глаз, и предсмертная гримаса ужаса исказили лицо женщины, Майя узнала ее моментально, и, прежде чем поняла и осознала случившееся, из ее гортани сам собой вырвался сдавленный, каркающий, торжествующий крик…
