И Ирина Генриховна вдруг почувствовала какой-то непонятный стыд. Ну зачем она раскричалась, едва не привлекая внимание посторонних? Кому нужны их сложные отношения в семье? Да и, с другой стороны, это тоже было бы подходящее решение: вручить папаше его предприимчивого сына и сказать: «Займись-ка его воспитанием сам! Тоже мне сыщики!» А с авиабилетами, что ж, можно попросить Костю внести коррективы, оправдывая свой телефонный звонок неожиданной, незапланированной ситуацией. Ничего не поделаешь: это мы предполагаем, а Господь, как говорится, располагает… Да, скорее всего, этот мелкий босяк невольно сам и подсказал выход…
— Я и деньги сохранил, тетя Ира, — сказал Васька, доставая из кармана свернутый носовой платок и показывая свои деньги — несколько сотенных, пятидесятирублевки и десятки. — Я рассчитал, должно хватить. — Сказано было совсем по-взрослому, и сердиться на него теперь как-то уже расхотелось…
«Возможно, он и прав, иногда надо разрешать маленькому человечку совершать самостоятельно „взрослые“ поступки, так устанавливается искреннее доверие между воспитателем и воспитуемым… Где-то она читала об этом, определенно — в научных трудах по психологии.
Следователь Липняковский торжествовал. Его круглая, лоснящаяся от жары физиономия сияла блеском того пресловутого медного таза, в котором, в зависимости от обстоятельств, то отражается ясноликий образ великолепной Луны, то им же накрывается важная, но недобросовестно произведенная работа. В данном случае имел место первый вариант. На запрос из краевого Управления ФСБ, — а Москва, несмотря на все потуги Турецкого и его бывшего шефа Меркулова, все еще «телилась», пришло сообщение о том, что личность, указанная на фотоснимках, присланных из Новороссийской городской прокуратуры, идентифицирована. Указанное лицо является бывшим старшим уполномоченным оперативно-розыскного отдела Управления, Фроловым Иваном Терентьевичем, 1940 года рождения. В возрасте 50 лет он был уволен на пенсию. Причина увольнения, правда, не указана. Вероятно, и на это обстоятельство указывает сама дата увольнения, декабрь 1991 года, это могло быть что-нибудь, связанное с событиями вокруг ГКЧП в Москве, когда мнения сотрудников Управления госбезопасности кардинальным образом разделились. И совместное продолжение служебной деятельности в дальнейшем уже не представлялось возможным, с точки зрения руководства, как в Центре, так и на местах. Короче говоря, прошла крупная чистка в собственных рядах.
Но, исходя из накопленного десятилетиями опыта, можно не сомневаться, что сотрудник службы безопасности с опытом работы, исчислявшимся четвертью века, без пристального внимания некоторых заинтересованных структур, и в первую очередь криминальных, не останется. «Обиженных» чекистов, как и вообще представителей правоохранительных, следственных и судебных органов, всегда ценили их вечные антиподы. Поэтому можно высказать предположение, что и господин Фролов не избежал «лестного», а главное, «денежного» предложения о сотрудничестве с уголовным миром. И, как показывает факт наличия немалой валюты в сумке, принадлежавшей, теперь уже ясно, — Фролову, тот успел не только вкусить радость обладания некими недоступными ему, вероятно, ранее возможностями, но и заработал в конце именно то, чего добиваются практически все без исключения отступники, то есть пулю от своих же хозяев.
И еще любопытная деталь: на момент увольнения Фролов И.Т. оставался убежденным холостяком. Тоже ничего странного, ведь семья обязывает ко многому, если относиться к ней серьезно, а работа сотрудника госбезопасности к сердечной откровенности с подругой не располагает. Но и порочащих связей за годы безупречной службы за ним тоже отмечено не было. Значит, умел действовать ловко. Но теперь и этому его качеству завидовать уже не имеет смысла.
А в принципе ничего особо интересного о Фролове не узнали. Но что этот человек и был Куратором, осуществлявшим прямую телефонную связь между «заказчиком» Григорием Алексеевичем Переверзиным и «исполнителем», выступавшим под ником в Интернете — Уайт Спайдер, теперь уже можно было не сомневаться.
Итак, на данный момент неопознанным оставались только двое: «уголовник» — бывший или выпущенный на свободу специально для проведения «разовой операции», — и такое случалось, да задушенный Фроловым второй «утопленник». Кстати, Турецкий заметил, что утопленником этого, второго, называть никак нельзя — даже условно, он ведь не из воды извлечен, а из-под лестницы. Ну, может, потому, что обнаружен на пляже? Но вот привязалось слово, и никто словно не решался первым от него избавиться. Оставалось переквалифицировать как задушенного. Но и это несерьезно. Рассчитывали найти хоть какие-нибудь сведения о нем при обыске в квартире Ивакина, у которого не нашлось никаких родственников, зато подвернулась веселая и словоохотливая соседка, которая едва не ударилась в обморок, узнав о смерти Леньки-логопеда. Так его и во дворе звали, такое прозвище он и среди нынешних своих приятелей носил. А кто были его приятели? Так известно же — братва. Соседка смогла опознать по фотографии и задушенного. Его Ленька звал почему-то Химиком. Вот и все сведения. И Турецкий предложил Липняковскому подключить к расследованию ребяток из уголовного розыска, которые занимаются организованной преступностью, пусть-де порыщут среди своей агентуры, кто это мог выступать в сводках и донесениях «с мест» под «погонялом» Химик?
Таким вот образом и выстраивалась уже в окончательном виде картинка перестрелки и резни, обозначаемой термином «зачистка».
— Кстати, а где проигранный коньяк? — неожиданно вспомнил и тут же вопросительно посмотрел на Липняковского Александр Борисович.
Следователь покраснел, словно его уличили, и рукой показал на свой сейф.
— Значит, в конце дня предлагаю откупорить, — безапелляционно предложил Турецкий. — А то прокиснет на такой жаре.
Пошутили, посмеялись.
Словом, работа шла своим чередом, когда дежурный позвонил снизу и сообщил Липняковскому, что к следователю Плетневу явился посетитель и ожидает в дежурке. Правильнее сказать, поправился дежурный, не явился, а явилась, поскольку посетитель — женщина и, стало быть, посетительница. Да, ухмыльнулся Турецкий, порассуждать здесь любят вне зависимости от интеллектуального уровня и занимаемой должности. Однако новость, тем не менее, вызвала живейший интерес у присутствующих, а Антон, даже и не смутившись, попросил извинения и вышел из кабинета.
Вернулся он несколько минут спустя и вошел, пропустив впереди себя симпатичную девушку в модной короткой футболке и джинсах, порезанных на коленях. Этакие «боевые» шрамы. Но она не смущалась: мода есть мода. Через плечо у нее висела сумка, в которой, как определил Турецкий, мог находиться компактный ноутбук из последних моделей.
— Здравствуйте. Я — Мила Слонютина, — сама представилась она.
— Слонютина? — удивленно переспросил Липняковский и даже привстал, глядя на Турецкого, который поднялся первым при появлении девушки. Привычно, из «врожденной» вежливости, можно сказать.
— Да, а что здесь странного? — спокойно отреагировала она. — Сергей Васильевич — мой папа.
— Вон оно что? — заулыбался следователь. — Так вы, надо понимать, Людмила Сергеевна, его младшая дочь?.. — И, не дожидаясь ее ответа, обернулся к Турецкому: — Александр Борисович, разрешите вам представить Людмилу Сергеевну, дочь нашего уважаемого, можно сказать, легендарного мастера с цементного комбината — Слонютина. Известнейшая личность, я имею в виду их, — он указал на девушку, — отца. Мальчишкой оставался в этих краях во время войны. Знаменитого героя нашего Цезаря Куникова, вот как я вас, видел, с самим Брежневым еще с тех лет знаком был, лично встречался с ним, когда Леонид Ильич приезжал на Малую землю уж после войны, вот ведь как! Живая история Отечества!.. А вы, позвольте спросить, по какому вопросу к нам, Людмила Сергеевна?
