— Мы тонем, мать вашу! — истерично визжала Герда. — Сделайте же что-нибудь! Почему вы так медленно опускаете шлюпку?!
Скрипела лебедка, сосредоточенно сопел Шорохов. Вместительная лодка, оснащенная веслами и компактным мотором, оторвалась от киль-блоков — деревянных подставок, вырезанных по форме днища лодки, болталась между яхтой и взволнованным морем, медленно опускалась. И снова скрежет — прогнулась носовая часть «Антигоны», ушла еще ниже, насаживаясь на гребень скалы. В страхе завопили люди, грузный Феликс едва не оторвал перила, рухнул на колени, поплыл, подвывая от страха, по дощатому настилу. Кто-то схватил его за руку, помог подняться. Шлюпка уже практически опустилась. И вдруг фонарь, подхваченный порывом ветра, ударился о фрагмент бушприта, с треском раскололся…
Шорохов стравливал за борт канат, начал наматывать верхний конец на леер.
— Спускаемся, граждане, спускаемся! Порезче, но без паники, без паники, места хватит всем, чай, не «Титаник»!..
Турецкий видел, как от кучки людей, сгрудившихся у борта, отделилась неясная тень, нагнулась, что-то подобрала, растаяла в пространстве. Забыл в каюте важную вещь? Отряд не заметил потери бойца, людей поглотил процесс эвакуации.
Турецкий подобрался поближе. Ничего, он сядет последним, мест в шлюпке достаточно. Особой трагедии, в принципе, не было. Берег просматривался сквозь ночную пелену и стену дождя. И шторм не такой уж страшный. До берега было метров двести, не больше, виднелись неровная полоска скал, отлогий пляж, заваленный каменными глыбами. Если держать лодку перпендикулярно волне, то стихия ей не страшна. Первым спрыгнул в шлюпку кто-то из мужчин — кажется, Буи. Привязал к банке конец каната, чтобы не болтался, принял на руки рыдающую от страха Ольгу Андреевну. Герда съехала, как с ледяной горки, едва не врезав пяткой ему по лбу. Кучка людей у ограждения быстро таяла. Карабкалась за борт Николь, ждала своей очереди причитающая Ирина Сергеевна. Лаврушин оттирал плечом охающего Феликса, рассчитывающего десантироваться в шлюпку быстрее его…
Кого-то не хватало. Причем не одного. Озарение вонзилось в мозг. Он чуть не задохнулся от волнения. Только этого не хватало! Он попятился — его никто не видел, метнулся внутрь, влетел в проход, встал, тяжело дыша. Генератор от удара, похоже, не пострадал — электричество на яхте пока не отключилось. Пол уплывал из-под ног, он карабкался в гору — к счастью, путь не такой уж далекий — до каюты Голицына. Дверь была распахнута, он ввалился в проем, встал, держась за косяки. Напрасно Игорь Максимович пил без удержу после свержения с престола. Впрочем, он же не знал, что произойдет такое…
Он вообще не мог понять, что происходит. Орал от возмущения, брыкался, когда матрос Глотов резким движением вырвал его за воротник из кресла, швырнул на пол. Затих после того, как голова ударилась об пол. Взметнулась цилиндрическая металлическая стяжка с крюками на концах (оторвалась, видимо, от такелажной оснастки в момент крушения), опустилась. Последовал мерзкий звук ломающейся черепной кости.
— Глотов, прекратить! — Турецкий ахнул, влетая в каюту. Он опоздал — на жалкие секунды! Глотов резко повернулся — он не вставал с корточек, поза хищная, готовая к броску, губы сжаты, в глазах безумный блеск. Бейсболка слетела с головы, сбилась бинтовая повязка, виднелась засохшая кровь. Он зашипел, бросился, как голодный зверь, занеся стальную болванку со свежими пятнами крови. Турецкий метнулся вбок, снес обитую бархатом банкетку — Глотов пролетел мимо. Он не учел, что в перекошенном пространстве динамика движений должна быть несколько другой. Метнулся вновь, Турецкий встретил его пяткой, отбросил от себя. Болванка покатилась по полу. Они атаковали одновременно, сшиблись в центре помещения, покатились, награждая друг друга тумаками. Разлетелись, снова кинулись. Турецкий сделал маневр, ушел из-под руки, пробил плохую защиту — брызнула кровь из разбитой губы матроса. Он отбросил голову, пропустил второй удар, заорал от боли и страха, начал лихорадочно отбиваться. Турецкий снова припечатал — откуда силы брались? Матрос покатился, ударился плечом о банкетку, но встал — шатался, с ненавистью смотрел на врага. Губа разбилась основательно, кровь залила всю нижнюю часть лица. Матрос смотрелся весьма колоритно, напоминая зомби из низкосортного ужастика.
— Что, матрос, неизлечимые чувства рождают высокие мысли? — прохрипел Турецкий. Он ошибался, думая, что противник выдохся, не ожидал, что тот проявит изворотливость. Он бросился добить гада, но тот ногой поддел банкетку, и та пересеклась с линией атаки. Турецкий повалился, но схватил матроса за ногу. Тот вывалился в коридор. Поднялись почти одновременно. «Ты сильнее… — твердил себе Турецкий, — ты определенно сильнее, добей эту сволочь». У матроса, видимо, были аналогичные мысли, он бросился прочь по коридору, не искушая далее судьбу. Турецкий с ревом кинулся за ним, но так некстати прогнулся корпус судна, снаружи раздался душераздирающий треск, вздрогнул потолок, передавая дрожь переборкам. Видно, рухнула мачта на верхней палубе. Затрещали половицы под ногами. Турецкий упал, прижался щекой к лощеному паркету.
Удивительно, но яхта пока держалась на плаву. Турецкий поднялся, сделал шаткий шаг к выходу. Обернулся. Голицын лежал на спине, раскинув руки. Рот оскален в отчаянной гримасе, из разбитого черепа вытекала кровь. С миллионером было покончено — раз и навсегда, — не было нужды выискивать пульс и проверять зрачки. Турецкий бросился вон — и, видимо, кстати: «Антигона», теряя фрагменты нижней части обшивки, стала погружаться в пучину…
Когда он выскочил на нижнюю палубу, носовая часть уже ушла под воду, вода захлестывала леер, струилась по ногам. Турецкий не поддавался панике — нормальная «житейская» ситуация. И не с таким справлялись. «Все в порядке… все в порядке…» — стучали зубы… Он отвязал от ограждения громоздкий спасательный круг, натянул на себя, зажав под мышками. Теперь уж точно нет оснований для волнения.
Он всматривался в темноту — благо дождь слегка утих. До берега все те же двести метров, и там, похоже, сплошное каменное уныние и никакой цивилизации. Гребни скал очерчивались в темноте — хаотическое нагромождение мертвого камня. Спасшиеся с «Антигоны», разумеется, не стали ждать «опаздывающих». Возможно, они и не поняли, что в их окружении кого-то недостает. Шлюпка уже одолела две трети пути, покачивалась в прибрежных водах. Он искал глазами Глотова… и нашел! У матроса окончательно снесло крышу от страха. Самым лучшим в его положении было продолжить поединок и попытаться избавиться от свидетеля. Но он поддался панике. Когда он выбрался наружу, шлюпка была уже далеко. Матрос бросился в воду, поплыл вразмашку, и сейчас его голова мелькала между волн градусов на тридцать левее. Он явно не жаждал встречаться с людьми. Матрос доплывет, сомнений не было, на то он и матрос. «А ведь уйдет гад! — прозвучал в голове тревожный сигнал. — Ищи его потом…»
Турецкий плавно опустился на воду, когда ограждение стало пропадать в пучине. Главное, не делать резких движений, и все у него получится. Водичка нормальная, не сказать, что теплая, но вполне можно позволить себе скоротечный заплыв…
Он плыл, неуклюже загребая. Нормально грести мешал круг. Но ноги не сводило, дышалось неплохо. Он отплевывал воду, тянул шею, старался не сбить дыхание с ритма. Он отплыл метров на тридцать, когда что-то надоумило обернуться. Носовая часть «Антигоны» уже ушла под воду, торчала задранная корма. Сломанная мачта держалась на каких-то соплях, практически лежала в воде. Вряд ли он будет скорбеть по этой многомиллионной утрате…
