– Но может, это правда! Почему ты считаешь, что он соврал?
– Потому что через две недели я зашла на аэродром… и выяснила, что Воронин на целый день отпрашивался. И день совпадал. Потом… Стыдно, но я следила за ними… Они еще раз встречались в этом кафе.
– Ну ты, мам, у меня и сыщик! Почему же ты мне ничего не сказала?
– Надеялась… – Галина снова испустила тяжелый вздох. – Надеялась, что это пройдет, что он одумается. Я бы простила! Целый месяц ждала и надеялась…
Варя молчала, стараясь переварить услышанное.
– Эта женщина… как она выглядит? – спросила наконец девушка, и мать ответила охотно, будто ей давно хотелось с кем-то поделиться описанием внешности соперницы:
– Лет тридцать… даже меньше. В самом деле красивая, нечего сказать. Блондинка. Волосы такие… шикарные.
– И носит, конечно, все сине-голубое, как любая дура-блондинка, да?
– Нет, что-то темно-красное на ней было или вишневое… Ей шло.
Вечер Турецкого продолжился в интерьерах того же ресторана «Фазан», где Леня Савельев встречался со Стасом. Только во время встречи несостоявшихся деловых партнеров здесь было немноголюдно, а сейчас в этом зале были заняты все столики.
С неброским европейским шиком одетые дамы и господа пили дорогие вина, из соседнего зала звучала живая музыка. Александр Борисович и Ольга сидели не под изображением фазана, а за другим, дальним столиком. Ольга в ее ресторанном варианте оказалась еще более потрясающей женщиной, чем в домашнем: с распущенными светлыми волосами, в темно-бордовом платье, обхватывающем, как бархатная аристократическая перчатка, ее грудь и талию и спадающем к туфлям вишнево-коричневого цвета на высоких тонких каблуках. Турецкий прямо-таки слышал, как хрустели шеи всех посетителей ресторана, которые то и дело на нее оборачивались от соседних столиков, игнорируя своих мигом поскучневших партнерш.
Да, в самом деле, райская птица. То, что именно он – единственный из всех сидящих в зале мужчин, богатых и влиятельных, – ее отловил, внушало Саше определенную гордость, но и сулило потенциальные неприятности.
Правда, сейчас трудно было сказать, в чем они заключались.
– Никогда не думал, что птица по вкусу может быть похожа на рыбу! Хотя где-то читал, – отдал должное мастерству повара Турецкий, доедая дичь.
– Я тоже читала, – призналась Ольга. – Раньше я только и делала, что читала о жизни, которая проходила где-то далеко, в стороне, мимо меня…
А потом мы с Кириллом… то есть Кирилл стал водить меня сюда. У рекламщиков это любимое заведение.
– Каким он был, ваш муж? – откровенно задал Турецкий вопрос о том, о чем неловко было спрашивать в первые дни. Вдова, кажется, уже свыклась со смертью Кирилла Легейдо и не испытывала особого горя. Что касается Саши, то он, вопреки всей Ольгиной красоте, по-прежнему не забывал, что он на задании, и хотел бы выяснить некоторые подробности.
– Он любил играть, – с ходу ответила Ольга. – Он был большим ребенком и не собирался становиться взрослым. Я бы даже сказала, он культивировал детство в себе. Может быть, поэтому Кирилл и достиг таких успехов в рекламном бизнесе. Реклама обращается к детскому мышлению, которое сохраняется даже у взрослого человека: она должна быть простой, короткой, яркой, выразительной, запоминающейся. Мои подруги, у которых есть свои малыши, говорят, что все дети любят смотреть рекламные блоки.
Так у тебя еще и подруги имеются, дорогая Ольга? Интересно, каковы они внешне? Представляется, они должны быть либо очень красивы, чтобы достойно выдерживать конкуренцию, либо очень уродливы, чтобы совсем ее избежать. А может быть, в вашем кругу принято родство душ и такие низменные вопросы, как внешняя красота, вас просто не занимают?
– А мне логика рекламы всегда казалась не детской, а безумной, – поддержал тему Турецкий. – Дело не в яркости, а в какой-то ненормальной, вывернутой связи между предметами… между предметами и людьми… Реклама создает мир, где все – сумасшедшие, помешанные на товарах, услугах… Вот так насмотришься ее и поневоле начинаешь думать, что сами рекламщики – порядочные психи. И что они способны на самые удивительные поступки.
– Есть немножко, – не обиделась, а рассмеялась Ольга. Между делом она продолжала отщипывать столовыми приборами и отправлять в рот кусочки птицы, но еда явно увлекала ее меньше, чем разговор. – Представляете, он сделал мне предложение в самолете! Нарочно купил нам двоим билеты на самолет, чтобы сделать предложение… А уж какая у нас получилась свадьба – сотрудники ЗАГСа, наверное, об этом до сих пор легенды рассказывают…
Ольга оживилась, глаза заблестели – это придало ей новую привлекательность. И, уловив, что Турецкий любуется ею, Ольга отложила вилку и нож. От птичьего мяса осталось не так уж много…
– Саша, я вам так благодарна! Мне совсем не хотелось есть одной. Или с подругами, которые за мной присматривают в эти дни… Вы мне вернули зрение, а теперь еще и аппетит.
– Неужели я волшебник? – усмехнулся Турецкий.
– Нет. Я думаю, вы больше, чем волшебник…
Внезапно замолчав, Ольга посмотрела на него ласково и пристально. Потом указала на оставшийся кусочек дичи и произнесла голосом, полным многообещающей загадки:
– Больше всего люблю вот эти кусочки. Попробуйте! Самое нежное мясо.
В то же самое время в квартире Плетневых тоже ели птичье мясо. Правда, самое заурядное, не измененное кулинарными изысками, не сдобренное редкими соусами… Короче, просто курицу, приготовленную старательными, но не слишком способными к чудесам поварского искусства руками Антона.
Вася, ерзая на табуретке, уныло ковырял вилкой на тарелке кусок куриной грудки, который никак не хотел уменьшаться. Антон мыл посуду и сурово посматривал на сына:
– А ну мигом ешь! Что ты возишься с этим мясом?
– Это не мясо, – пронюнил Вася, – это ку-урица.
– Курица – тоже мясо. А мясо мужик должен есть, чтоб силы были!
Эта проповедь, подобно обычным взрослым разъяснениям, почему надо хорошо кушать, не особенно подняла Васин аппетит.
– А меня курица как мясо не устраивает! – упорно стоял на своем мальчик.
– О как! – удивился Антон. – «Не устраивает» его! А что тебя устраивает, фон-барон избалованный? Ананасы в шампанском?
– Меня устраивают котлеты, которые тетя Ира жарит…
Иринины котлеты и Антона устраивали. И как еще! А больше всего Антона устроило бы, чтобы Ирина Турецкая сейчас готовила котлеты на его запущенной кухне, которой вечно не хватает женской руки… А совсем и полностью его устроило бы, чтобы Ирина осталась насовсем – пусть даже без готовки котлет. Антон по первому слову готовил бы ей любые блюда – все, что она пожелает. Да что готовил – звезды бы с неба срывал и в букеты складывал!
Жаль, что ее фамилия – Турецкая, а не Плетнева…
