Через несколько минут он возобновил разговор с Меркуловым:
— Константин Дмитриевич, это та самая девочка, с которой Агеев общался вчера, ее имя Настя… Анастасия… Яковлев в курсе, сказал, что опергруппу и экспертов вызовет сам… Что?
Некоторое время Голованов слушал Меркулова молча, крепко сжав губы. Потом распрощался с ним и отключил связь.
Поглядев на стоявшего с потрясенным видом Агеева, коротко бросил:
— Одну из похищенных психиатром девочек тоже звали Настей. Видимо, она…
Агеев продолжал молчать, оба — и Сева, и Щербак — понимали, о чем тот сейчас думает. Они и сами думали бы то же, если б оказались на месте Агеева.
— Я виноват… Только я… — Филя разлепил наконец побелевшие губы. — Если б я не подошел к ней, не заговорил…
— Откуда ты мог знать, что это та самая девочка? — перебил его Всеволод Михайлович. — По собранной тобой информации, у этого «скульптора» ничего общего с нашей сволочью действительно не было!
— Тогда, — спросил Агеев, — почему ты сегодня организовал и наружку, и сам пришел, если не было?
— Исключительно по привычке проверять и перепроверять все самому! — возразил Голованов. — Понимаешь?.. Не потому, что не доверяю вам, а потому, что впервые за много лет веду еще и следствие, отвечаю за его ход… Ну и решил перестраховаться. Клянусь тебе, это случайно вышло, я и думать не думал…
— Может, хватит оправдываться? — тяжело вздохнул Щербак. — Пока менты не понаехали, идите в эту чертову мастерскую, я тут побуду…
Мужчины молча зашагали по тропе в сторону, как это было теперь для них очевидно, пустого строения.
Скрываться смысла больше не было, Голованов открыто подошел к двери и пнул ее ногой, из-за чего едва не упал внутрь: дверь оказалась незапертой.
Мутный, рассеянный свет нынешнего неяркого дня позволял увидеть и полупустое, производившее сейчас абсолютно нежилое впечатление, огромное помещение, и черневшую в дальнем углу статую — огромного, сверкающего лаком бога Мбунду… Концы сошлись, но легче от этого никому не стало.
— Входить нет смысла, — произнес Агеев, удерживая Голованова за плечо. — Этот гад — профессионал, ни нам, ни, полагаю, экспертам тут ничего не светит…
— Отпечатки он наверняка стер, — согласился Всеволод Михайлович. — Но какие-то следы не могли не остаться…
Он окинул мастерскую пристальным взглядом, задержав его на двух огромных коробках, стоявших у самого входа.
— Интересно, пустые? — Он осторожно тронул одну из них, дотянувшись до нее носком ботинка, и констатировал: — Там что-то есть, что-то тяжелое… Придержи-ка меня, попробую взглянуть.
Агеев покорно вцепился в пояс брюк Головача, который, несмотря на крайне неудобное положение, довольно быстро исхитрился открыть верх коробки и заглянуть внутрь, после чего слегка присвистнул и вернулся в исходное положение.
— Пластит, — коротко бросил он, переведя дыхание. — На редкость хорошего качества, я его в таких упаковках только в армии видел… Ясно теперь, что именно он возил сюда на мотоцикле… Я тебе забыл сказать, мы с Коляном еще до того, как… Словом, обнаружили, что со стороны аллеи сюда недавно подъезжал мотоцикл.
Агеев, погруженный в тяжелые мысли, молча кивнул.
Сева сочувствовал ему, но вслух решил больше сочувствие не выражать. Он размышлял, теперь тоже молча, о том, не найдет ли оперативник вслед за трупом Насти еще один, второй девочки?.. Филипп словно прочел его мысли, потому что неожиданно, качнув головой, заговорил:
— Нет, Аню эту вряд ли…
— Почему? — поинтересовался отчего-то совсем не удивившийся его прозорливости Головач.
— Девка не просто злая, — прерывисто вздохнул Филя. — Она производит впечатление его сообщницы, и сообщницы вполне осознанной… Когда вчера увидела нас… Я думал, она Настю на месте прибьет…
Он снова замолчал.
— Пойдем, — тронул его за рукав Сева. — Вот-вот приедут…
Они обошли строение, оказавшись на своей исходной точке — возле никому не нужного уже «натюрморта», который так и не убрали. Голованов занялся этим сейчас, не желая демонстрировать ожидавшимся коллегам еще и эту сторону сегодняшнего провала.
Свернув клеенку, он убрал ее в пакет вместе со стаканчиками, закуской и так и не открытой бутылкой. Потом вновь достал мобильный телефон и, нахмурившись, набрал номер Вячеслава Ивановича Грязнова. Он считал себя обязанным докладывать генералу о каждом предпринятом его сыщиками шаге, но в последние два дня созваниваться с ним причин не было. Теперь же причина появилась, правда, совсем не такая, как им всем хотелось…
Вячеслав Иванович включил связь сразу. Помня о том, что он просил сообщать только самую суть, Сева о сути и заговорил:
— Здравствуйте, это Голованов… Мы вышли на подонка, но на данный момент ему удалось ускользнуть. Опоздали всего на пару часов. Но мы теперь знаем точно, кто он и что… Теперь можно с абсолютной точностью сказать, что он от нас не уйдет…
О трупе Насти и прочих деталях говорить он не стал.
Грязнов некоторое время молчал в трубку, что-то обдумывая. Затем, коротко поблагодарив Севу, сказал, что к вечеру заглянет в «Глорию», и отключил связь. И в этот момент вдали послышался наконец шум подъезжающих машин, среди деревьев мелькнул синий проблесковик… Опергруппа прибывала на место.
Отложив в сторону мобильный телефон, Вячеслав Иванович хмуро огляделся, стоя посреди своей гостиной. Уже не своей… Потом он прошагал к голому письменному столу, на котором стоял обычный телефон — старый, еще дисковый аппарат — и набрал номер. Дозвониться ему удалось со второго захода.
— Людмила?
Его бессменная, много лет проработавшая с генералом секретарша слабо охнула, услышав ставший за прошедшие годы родным голос шефа.
— Люд очка, — продолжил генерал, — я тебя попросить хочу: мне нужен билет на поезд до Новосибирска на завтра… Да… да… Я и не сомневался, спасибо!
И, поспешно распрощавшись с, кажется, расплакавшейся женщиной, вновь потянулся к мобильнику. Искать долго номер Ирины Турецкой ему не пришлось, оказывается, Вячеслав Иванович, запамятовав это, внес его в записную книжку.
Ирина Генриховна тоже сразу после первого длинного гудка включила связь, отозвавшись коротким и, как показалось Грязнову, настороженным «Привет, Слава!».
— Здравствуй, Ирина. — Он вздохнул, прежде чем продолжить. — Я это… Словом, завтра я отбываю…
— Завтра? — Турецкая растерялась.
Конечно, она слышала о намерении старого друга своего мужа покинуть столицу. Но почему-то так и не поверила в серьезность намерений Грязнова.
— И… надолго?
Ирина покосилась на спящего в этот момент Александра Борисовича и, поднявшись со стула возле его кровати, тихонько выскользнула в коридор.
