В это же самое время за дверями палаты, в коридоре, с его лечащим врачом разговаривала Ирина Генриховна. Точнее, не с самым довольным видом выслушивала его рекомендации, касавшиеся, как полагала она сама, вовсе не медицинской сферы.
— Понимаете, — стараясь выглядеть как можно внушительнее, говорил доктор, — ваш супруг относится к той редкой категории людей, которым в такой ситуации покой почти что противопоказан. Ему необходимо общение как отвлекающий фактор…
— Но я и так здесь фактически живу! — обиженно произнесла Ирина. — Кроме того, я сама по профессии психолог и…
— Говорят, психологи, — мягко перебил ее врач, — в сложных ситуациях делаются куда беспомощнее своих клиентов, это чуть ли не один из признаков профессионализма. — Ирина Генриховна вспыхнула и прикусила губы. — Так что все-таки прислушайтесь ко мне: вашего мужа, как теперь говорят, достает изоляция от внешнего, привычного ему мира куда сильнее, чем наличие посетителей, которые будут приносить ему ту самую информацию, от которой вы его пытаетесь оградить… Кстати, гляньте-ка в конец коридора! По-моему, это как раз к Александру Борисовичу…
Ирина глянула и тут же побледнела:
— Да… Но этого человека я бы и так впустила… Со стороны лифтов в сторону палаты медленно, тяжелой походкой двигался генерал Грязнов… Вид у него был растерянный, как показалось Ирине Генриховне, он оглядывался по сторонам, всматриваясь в номера палат, почти затравленно, не замечая ни ее, ни доктора, умолкнувшего на полуслове.
— Слава, — тихо окликнула она, — это здесь! Вячеслав Иванович вздрогнул, услышав голос Ирины, и на мгновение остановился, ища ее глазами, потом продолжил свой путь — уже целенаправленно.
Они встретились молча и также молча обнялись, постояли немного на глазах притихшего Александра Сергеевича, потом она сама приоткрыла дверь палаты и тихонечко подтолкнула Грязнова в спину.
Проводив девушек на утреннюю пробежку, Георгий некоторое время стоял посреди мастерской, мрачно глядя в пол и явно не видя его. Наконец, слегка шевельнувшись, он поднял голову и перевел взгляд на черную фигуру, высившуюся в углу, медленно двинулся к ней и вскоре замер, совсем близко, неотрывно глядя теперь в лицо идола. Наконец он с усилием заговорил:
— Скажи мне, что я сделал не так? Я служу тебе верой и правдой много лет, почему ты оставил Майю?.. Не покидай меня, вернись… Я исполню твою волю до конца, я твой верный слуга, я твой преданный раб… Только вернись!..
Он зажмурился, сунул руку за пазуху, извлек наружу тяжелый каменный амулет — точную копию идола — и прижался к нему губами. И тут же по всему его телу молнией пробежала дрожь, болезненная, как электрический разряд… Он открыл глаза, улыбнулся:
— Спасибо тебе… — и добавил несколько слов на языке, почти непроизносимом.
Затем, круто развернувшись, Георгий уже совсем в другом настроении направился к старенькому холодильнику, стоявшему в дальнем от идола углу, заглянул туда и, убедившись, что еды для девочек на сегодня хватит, засобирался. Он и сам уже испытывал чувство голода и, зная это заранее, специально назначил встречу, время которой приближалось, в кафе по ту сторону парка.
До заведения было ходу ровно двенадцать минут, а вышел он с запасом. Он всегда приходил на встречу с этими людьми с запасом, поскольку не доверял им… Но никуда не денешься, это была необходимость. В наши дни дороже информации нет и не может быть ничего. Однако и переплачивать тем, кого считал обыкновенными паразитами, Георгий не собирался: не такие уж огромные деньги имелись в его распоряжении. Правда, сумму, которую он получал от квартирантов за большую, расположенную в центре квартиру, Георгий со следующего месяца собирался увеличить…
В кафе с невинным названием «Бабочка» было почти пусто: во-первых, час ранний, во-вторых, далеко не все в округе знали, что кормят здесь недорого и просто отменно, а обслуживают быстро.
Прошагав через весь зал к дальнему столику, за который он обычно и садился, Георгий улыбнулся сразу же поспешившему к нему официанту:
— Здравствуй, Сева, мне как обычно.
И спустя всего несколько минут перед ним уже стояла, несмотря на утренний час, большая тарелка с наваристыми, почти домашними щами… Ах какие щи готовила когда-то его мать! Его любимое блюдо! И когда она только успевала?.. Ведь уходила, когда ее Горик только-только просыпался, а возвращалась почти всегда едва ли не к ужину…
Эти горькие воспоминания все еще изредка мучили его: после Анголы служба для Георгия закончилась вместе с советской властью, спустя шесть лет… Да нет, даже пять. Точно — пять, демобилизовался он в девяностом. И еще целый год или больше того не мог понять, что происходит. Считал, что на работу не может устроиться по чистой случайности, невезению… Затем сообразил: а ведь и впрямь он никому здесь больше не нужен… Ни он, ни те, кто вернулись оттуда инвалидами… Спасибо вождю, если бы не тот, Георгий тогда вряд ли бы выжил… Слишком брезглив был, чтобы идти в киллеры, как Женька Старкин, а диплом художественного училища, которое в свое время закончил, с легкостью можно было повесить на стенку в качестве украшения: люди этой, с позволения сказать, профессии тогда никого не интересовали!
Вот тут-то он и понял свое истинное призвание, прав был вождь, пророчивший Георгию великое будущее и большие деньги! Конечно, пришлось потратиться для начала на диплом психолога и объявления в газетах. Но вскоре очень быстро появившаяся клиентура компенсировала и те двести долларов, которые стоил упомянутый диплом, и прочие затраты… Людям нужна была помощь, а помочь могло многим из них только чудо. И он это чудо совершал! Таково было его высшее призвание: Ангола и все, что там с ним случилось, оказались самым важным событием в жизни Георгия… Тем более важным, когда стала ясна и сама суть его призвания!
Среди всех несчастных, растерянных, порой и вовсе обезумевших людей, приходивших к «чудо-психологу», самыми несчастными были дети. Что ожидало их в будущем посреди развалин страны, оказавшейся колоссом на глиняных ногах?.. Никто ведь и не собирался эти развалины разгребать, прямо на них, словно грибы-поганки на помойке, вырастало нечто отвратительное, совсем не похожее на прежнюю Россию, на прежнюю страну, которую он продолжал любить вопреки всему…
Георгий далеко не сразу все понял, во всем разобрался, потом еще годами искал решение, прежде чем найти его и нужных людей… Но все эти годы продолжал помогать тем, кто в нем нуждался, а ему в свою очередь помогал он, бог Мбунду помогал за его преданность и верное служение, которому обучил Георгия вождь…
…Он едва не упустил момент, когда возле кафе затормозила потрепанная синяя «шестерка», хотя периодически поглядывал в витринное, во всю стену, окно.
Мужчина, выбравшийся из ободранного авто, вряд ли мог у кого-либо вызвать симпатию. Единственным достоинством его внешности в определенных условиях была разве что неприметность. Одно из тех лиц, которое, даже увидев несколько раз, ни за что не запомнишь.
И вскоре он уже входил в зал, а затем, окинув его быстрым взглядом, уверенно направился в сторону Георгия.
