— И что?
— Если честно, пока неважно… Весь в проводах каких-то лежит, бинты, конечно… Говорит пока с трудом…
— Я слышал, — мрачно бросил Поремский, — доктора ему инвалидность пророчат.
— Насчет инвалидности не знаю, но выглядит он не очень… — вздохнул Щеткин.
Мужчины хмуро помолчали, наконец со своего места поднялся Володя Яковлев.
— Ладно, мужики, мне через полтора часа нужно быть в психбольнице… С главврачом встречаюсь.
— По-моему, наши коллеги из ФСБ его уже сквозь все свои прессы пропустили… У меня копия протокола дознания этого типа есть. Клянется-божится, что он тут и вовсе ни при чем, брал того психиатра на временную работу заведующий отделением, а главный вроде бы и в глаза этого типа не видел: подписал бумажку вслепую.
— Я в курсе, — кивнул Яковлев. — Поэтому встреча с главным у меня формальная, а неформально буду отлавливать остальных… Заведующий отделением как-то очень кстати ушел в отпуск, и в Москве его нет, ты в курсе?
Поремский кивнул.
— Причем, — продолжил Володя, — что интересно? Уехал он на юга, но не в конкретное место, а путешествует по побережью на своей машине.
— Юга наши?
— Не-а, Крым… Пока с Украиной свяжешься, пока то да се… Словом, про заведующего можно забыть. А вот старшая медсестра там, мне коллеги шепнули, вроде бы его любовница… Если так, должна знать чуть больше остальных… Ладно, мужики, пока!
В тот момент когда Володя Яковлев подходил к ближайшей станции метро, Константин Дмитриевич Меркулов, совершенно безрезультатно пытавшийся дозвониться с самого утра до генерала Грязнова и решивший в итоге поехать к нему самолично, как раз выбирался из своей машины, припаркованной на служебной стоянке.
Спустя еще десять минут, убедившись, что Вячеслав Иванович в данный момент находится в своем служебном кабинете, просто, видимо, трубку не берет, Меркулов уже стучался в нужную ему дверь. Которую и распахнул, не дождавшись никакой реакции изнутри.
— Слушай, Слава… — Что именно собирался сказать Грязнову, Константин Дмитриевич забыл сразу же, как только увидел открывшуюся ему картину.
В кабинете генерала царил настоящий разгром: распахнутые шкафы и даже сейф, выдвинутые ящики письменного стола, огромная картонная коробка посередине помещения, в которую в момент появления Меркулова Вячеслав Иванович как раз опускал какую-то фотографию в рамке. В другой руке Грязнов держал сверкающий золотистыми ножнами кортик…
— Э-э-э… — промычал растерявшийся от увиденного Меркулов. — Я хотел сказать: привет, Слава…
— А?.. — Генерал слегка вздрогнул и секунду смотрел на прибывшего непонимающе. — А, это ты, Костя… Привет.
Константин Дмитриевич медленно прошел в кабинет, закрыл за собой дверь и еще раз огляделся.
— Никак ремонт затеял? — неуверенно поинтересовался он.
— Типа того… — хмуро кивнул Вячеслав Иванович и кивнул на один из распахнутых шкафов. — Наливай… Там на полке стоит… Ну ты знаешь… Санька как?
— Стабильно плохо, — буркнул Меркулов, одновременно пробираясь к указанной полке, на которой стояла початая бутылка водки и несколько рюмок.
— Ясно…
Генерал с самым мрачным выражением на лице на мгновение замер над своей коробкой, сжимая кортик в руках.
— Вообще-то я к тебе по делу, Слав, — вздохнул Константин Дмитриевич. — На совещании ты сегодня не появился, послал вместо себя какого-то довольно странного мужичка, правда, тот утверждает, что он Санин друг, но… Словом, мне не этот Щеткин нужен, а ты и твои ребята, которые сразу после взрыва собирали материалы на месте. Время идет, а версий никаких…
Меркулов только тут и углядел, что генерал его вроде как не слушает, разглядывая вместо этого все тот же кортик.
— Слав, ты меня слышишь?..
— Знаешь, — слабо улыбнулся Грязнов, — мне этот кортик один адмирал флота подарил лет, пожалуй, уже пять назад… Хороший мужик был. Я его, пожалуй, все-таки заберу…
— Погоди… — Меркулов нахмурился. — Куда заберешь?.. И что тут у тебя вообще происходит?!
— Ничего особенного не происходит, — спокойно ответил Грязнов. — Я ухожу в отставку, Костя, вот и все.
— Ты… Да в какую еще отставку?! Слав, ты с ума сошел, никто тебя никуда не отпустит!..
— Уже…
— Что — уже?
— Заявление подал три дня назад. В тот же день его приняли…
Константин Дмитриевич некоторое время потрясенно смотрел на Грязнова, потом, словно у него подкосились ноги, почти упал на стоявший рядом стул.
— Славка, ты что?..
— Только не говори мне, что это слабость и все такое… — Вячеслав Иванович впервые за время общения посмотрел Меркулову в глаза, и тот увидел в них такую боль, что слова буквально застряли у него в горле. — Слабость, да!.. Я собственными руками племянника угрохал, а я да, слабый… Старый и слабый человек! Только молчи, Костя, и ничего не говори, просто выпей — и все… Все!
— Разве я меньше твоего виноват? — выдавил наконец из себя Константин Дмитриевич. — Но я же…
— Молчи, сказал! Просто выпей… Думай что угодно, но молчи… Я все решил… Считай, своего чувства вины, в отличие от тебя, не выдержал…
Меркулов и сам не заметил, как одним махом проглотил свою порцию, не поморщившись. Они молчали довольно долго — столько, сколько понадобилось времени Константину Дмитриевичу, чтобы вначале осознать случившееся, а потом поверить в него.
— Так вот почему ты передал дело этому Щеткину, — пробормотал он наконец.
— Основное следствие будет вести «Глория», — неожиданно твердо произнес генерал. — Я попросил Голованова, он возглавит пока ЧОП. Я… я подожду результатов, после этого уеду…
— Куда? — обреченно поинтересовался Меркулов.
— К Ваське Егорову в заповедник, зверюшек охранять… Людей, как видишь, у меня не получается… И не смотри на меня так, черт бы тебя побрал!
— Давай выпьем, — предложил теперь уже Константин Дмитриевич, обнаружив наконец, что держит в руках пустую рюмку.
Они выпили. Потом Меркулов, еще раз глянув на картонную коробку, поднялся со стула:
— Пора мне, Слав…
— Давай, — равнодушно кивнул генерал.
— «Глория», значит… — вздохнул Меркулов. — Ну что ж, значит, еще увидимся.
— Это вряд ли! — Грязнов мрачно усмехнулся. — Не будут они с тобой по этому делу сотрудничать, Костя, и не надейся…
Константин Дмитриевич хотел спросить почему, но слова вновь не сошли у него с языка. Он не думал, что такое возможно, но моментально понял, почему товарищи Дениса впервые за все эти годы отказались работать с органами…
— Вот, получается, как, — пробормотал он.
