— Если не подготовить место для стрельбы, то так. Однако я охотник, а не вой, на слова мои шибко не полагайся.
— Добре. — Иван замолчал на некоторое время, пережидая поворот, после которого они ввели свой ушкуй в небольшую речку, густо поросшую по берегам высокой травой и кустами. На несколько сотен метров вперед вплоть до темного высокого леса тянулась ровная болотистая местность, заливаемая в половодье. Ушкуй свободно прошел в устье, однако полусотнику было ясно, что хорошее всегда быстро кончается и совсем скоро весла заскребут по берегам, пытаясь протолкнуть судно вверх по речке. Заметив напряженный взгляд ветлужца, вмешался эрзянский охотник:
— Не волнуйся понапрасну, Иван… До заводи, где тати прибежище свое устроили, мы пройдем почти без помех, а вот дальше хода нет. Место же, про которое я рассказывал, как раз посредине будет, так что планам нашим теснота реки не помешает.
— Добре… в очередной раз. Однако прежде чем продолжить, давай укроемся от возможных гостинцев, что по воздуху сами собой прилететь могут. На развороте нас самое время немного пощипать, тем более… Слышишь, как завыли? Как раз место побоища проходят. Уж ринутся за нами или нет — не знаю, но запас стрел изрядный потратят.
Присев на палубу, полусотник прямо на досках засапожником схематично прочертил несколько линий и передал нож охотнику.
— Вот это Ока, это наша речушка… Попробуй нарисовать, как там мысок располагается. Жалко, что бумаги нет под рукой, ну да ладно. За неимением гербовой, будем на простой…
— Бумагой пользуешься? — Андяс заинтересованно покосился на ветлужца, но, поймав встречный оценивающий взгляд, спохватился и стал вполне уверенно набрасывать план местности, заодно объясняя собеседнику, где могут скрытно расположиться в засаде эрзяне.
* * *
С высоты склонившейся над узкой речной протокой верхушки сосны, где замерла черная птица, высматривая себе добычу, открывался вид на пологий, вытянутый мысок, затянутый в своей сердцевине низкой пожухлой травой. Там несколько мгновений назад ткнулся носом в берег деревянный корабль, из которого стали прыгать вооруженные люди, выстраивающиеся в плотный прямоугольник, прикрытый с передней стороны вытянутыми каплевидными щитами. Одна боковая сторона образованной фигуры упиралась в невысокий берег, поросший еловым лесом с густым непролазным подлеском, другая — в мелководье речки, мутное от поднявшегося ила. Темный блестящий глаз пернатого хищника с нескрываемым гневом рассматривал двуногих, которые распугали в округе всю мелкую живность своими криками и лязгом железа. Однако этим они не ограничились. Подернувшись на мгновение пеленой, зрачок птицы уставился на новую напасть, которая касалась непосредственно ее. Частые удары топора, содрогание дерева и посыпавшаяся хвоя вызвали оскорбленное, хриплое карканье, и темный силуэт ворона скользнул вниз, расправляя крылья. Снизившись почти до самой воды, птица спланировала к одинокой фигуре, размахивающей руками на краю мыса, и постаралась донести до нее все свое возмущение громким криком и ударом крыла по блестящему шлему.
— Ах ты, птичье отродье! Чуть глаза не выбила! — раздался возмущенный крик пострадавшего.
— Окстись, полусотник! Тебя боги своим крылом благословили! — донесся из строя молодой веселый возглас.
— Хорошо, что не чем-нибудь другим…
— А погодь чуть, ворон уже на следующий заход пошел! Немного поднатужится, прицелится тщательнее — и выпустит все свое…
— Так, шутник, выйти из строя! — Полусотник с ухмылкой оглядел представшего перед его глазами веселящегося молодого черемиса, провожаемого недовольными взглядами своих старших соратников. — Гляжу, ты, Курныж,
[73]
на моем языке весьма шибко балакать стал, а? Это же твоя родовая птица, так чего ты над этим вестником смерти
[74]
изгаляешься?
— Ну не совсем над ним… — смущенно промямлил тот, однако собрался с духом и постарался перевести разговор на другую тему: — Раз уж несет он нам недобрые вести, то встречать смерть надо не заунывною песнью!
— Это мы потом посмотрим, кому он чего несет! А пока иди помоги своим товарищам раненых в лес оттащить, они вчетвером не справляются… Только осторожно несите, не растрясите по дороге!
— Так я не успею возвратиться! — начал возмущенно возражать черемис, но был мгновенно прерван полусотником:
— Все ты успеешь! Мы по реке этим татям столько молодых сосенок накидали, что они еще не скоро подойдут, да и Овтай с Андясом на том берегу спокойно стоят. Так что минута-другая у тебя есть.
Проводив взглядом убежавшего черемиса, Иван повернулся к строю:
— Еще вопросы или непонятки какие есть?
— Хм… Дозволь слово молвить, полусотник, — обратился к нему самый старший из черемисов и, получив одобряющий кивок, продолжил: — С твоими минутами мы уже свыклись, а вот чего ты нас с Пельгой не отпустил? Почему одних одо…
[75]
удмуртов отправил?
— Почему? С вами я занимаюсь всего несколько недель и обучаю в основном взаимодействию, то есть… как нужно выполнять мои команды, как прикрывать друг друга в строю. Вы же все подготовленные пришли, с мечом не первый год дружите. А их я обучал тому, что сам умею, — как в лесу укрыться да как хитро противника спеленать! Знаю, знаю, вы все в глухих чащобах выросли и прячетесь лучше меня, но вот в ближнем бою вам против меня не выстоять, так что я отправил тех из удмуртов, кто был лучшим в моей учебе. Их задача не только в том, чтобы путь противнику загораживать, деревья на реку валя, но и в том, чтобы его воев на себя выманить и существенно проредить их количество. Тати же не полные идиоты, чтобы спокойно смотреть, как мы запруды строим, — наверняка по берегу десяток-другой пустили, чтобы неспешно нас в ловушку загнать… Дайте срок, хлопцы, придем на зимовку — и я вас тоже начну обучать тому, что знаю… О! Кончай разговоры, Пельга уже бежит с ребятами, и Овтай оттуда же машет. Курныж, все явились? Все нормально? Тогда в строй! Вот и они, голубчики… Первый ряд, на колено! Второй ряд, щиты над головой! Черепашки, ерш вашу медь! Пельга, вставайте с краю, не дайте по мелководью прорваться! Лучникам стрелять по готовности! Главное — не дать им разобрать завал! Они должны высадиться перед нами!
Вышедшая из-за речного поворота лодья плавно покатилась и замерла, ощетинившись двумя рядами весел, застывшими в воздухе подобно старому, поломанному вееру. За ней показался нос второй, принесший с собой порыв холодного ветра, который взбил мелкую рябь на поверхности воды, подлетел к травянистому мысу и донес до замершего там в неподвижности строя воинов сначала крик ликования, а потом возглас разочарования. Первый был вызван вылетевшим на мель ушкуем, застрявшим на середине узкого русла. Одна часть брошенных наспех весел торчала из судна подобно поднятым вверх рукам, другая медленно сносилась течением вниз, показывая, что с судна вся команда убегала в спешке, преисполненная страхом за свою жизнь. А какие еще мысли должны возникнуть у разгоряченных преследователей, зарабатывающих себе на жизнь разбойным промыслом? Только направленные на поживу и удовлетворение своей мести за погибших соратников. Ах да, еще так сладко чувствовать, что тебя боятся…
