— Берем лодью приступом! После столкновения лучники залпом по моей команде! Выбиваем тех, кто стоит на ногах! Остальным в этот момент пригнуться и выставить сулицы, а потом прыгать к ним и добивать лежащих!
«Каких лежащих? О чем он? Их же там десятка два с половиной скопилось!» — только и успел подумать Микулка до слов кормчего, известившего о скором ударе. Сразу после них он еще сильнее вжался в мачту и стал ждать столкновения, вперившись взглядом в разворачивающееся действо. Однако сильного удара, который мог бы скинуть Микулку в реку, не последовало. Лишившись паруса и поддержки гребцов, ушкуй немного потерял свой былой разгон и лишь вскользь прошелся почти вдоль борта лодьи, с жутким скрипом дойдя своей средней частью до носа вражеского судна и протолкнув при этом его на несколько метров выше по течению. Однако не отсутствие движущих сил оказалось главным тормозом «речного коня». Его роль приняла на себя скинутая с мачты и уложенная поперек левого борта рея, ударившая в сгрудившуюся на носу толпу воев. Коснувшись своим дальним концом мачты лодьи, она спружинила и прошлась метлой по сплошной палубе вражеского судна, ломая ноги попавшим под ее удар ратникам. Завязнув в тесной стене переломанных костей и железа, рея сломалась, вывернув напоследок со страшным треском скамейку, за которую крепилась на ушкуе. Первые ряды противника были практически сметены с палубы в разные стороны. Разлетевшиеся тела сталкивали своих соседей в воду, где ратники в железных кольчугах практически сразу шли на дно, забиваясь течением под обшивку ушкуя, а обладатели кожаных доспехов с неистовым рвением били руками по воде, стремясь добраться до столь желанного и близкого берега.
— Залп! — Команда полусотника прозвучала еще до того, как ушкуй окончательно остановился, застряв между лодьей и перекатом. Рея вызвала страшное опустошение в первых рядах противника, но оставшихся ратников еще было достаточно, чтобы попытаться продержаться до прибытия подмоги. Однако оторопь, вызванная нелепой гибелью соратников, криками ужаса и боли, раздававшимися отовсюду, заставила врага действовать вразнобой. Небольшая часть стала отходить на спасительную корму лодьи, стараясь закрепиться там и ждать остальных поднимающихся по Оке воев. Однако другая группа с ревом кинулась на штурм ветлужского судна, прыгая через водный провал шириной до полутора-двух метров. Наиболее прыгучие попадали на корму, где их встречали всего лишь два ратника и кормчий, а остальные сыпались в центральную часть ушкуя, где отсутствовала палуба. На носовую часть, ощетинившуюся сулицами, не рискнул прыгать никто, да и проскочить туда было можно лишь через достаточно узкий нос лодьи.
Однако именно из-за этого оттуда смог без помех прозвучать слитный залп ветлужцев, выкосивший часть бросившегося на ушкуй врага. Острые каленые стрелы с шорохом вылетели из луков, сопровождаемые прощальными хлопками тетив, и впились в не защищенные щитами левые бока прыгающих ратников. Промахнуться по таким недалеким целям бывшие таежные охотники не имели права, а противостоять бронебойной стреле с такого расстояния кольчуга просто не могла, не говоря уже о простом кожаном доспехе. Четверо человек рухнули, не долетев до цели, а еще один не успел даже оттолкнуться. Однако пятеро успели приземлиться на дощатый настил ушкуя.
— Бить стрелами тех, кто из воды вылазит! Пельга и Кокша — на помощь Ишею! Лучникам поддержать! Готовь сулицы для метания! — донесся яростный глас полусотника уже с палубы лодьи. Поймав на щит стрелу от одного вновь вооружившегося луком вражеского ратника, он подпустил злости в свои речи. — Этого мерзавца снять, забить ему каленого железа в глотку! — После чего пропустил рядом с собой выдвинувшуюся четверку ветлужцев, одновременно метнувшую сулицы в выстроившиеся на корме лодьи остатки вражеской рати. За первыми метателями, сразу же ставшими на колено, последовала вторая четверка…
Звон железа прямо под ногами у Микулки отвлек его от вражеской лодьи. Из двоих бородатых чужеземцев, попавших на корму ушкуя, один уже корчился на палубе, зажимая горло, из которого хлестала мелкими струйками кровь ему на кольчужную рубашку, а второму успешно противостояли ратники, поставленные на защиту кормчего. Намного от Ишея они не отдалялись, помня наказ полусотника не оставлять того ни на секунду. Поэтому, сознавая свою вину за его ранение, они встали перед кормчим стеной, чтобы не дать и шанса прорваться себе за спину огромному громиле, ловко размахивающему топором. Была ли у того цель пройти сквозь этот заслон или им уже овладела всепоглощающая ярость, но он раз за разом обрушивал свою секиру на щиты ветлужцев и отражал их удары, не оглядываясь себе за спину. А там дела шли неважно. Около мачты без сознания валялись Мокша и раненый ратник. Пельга пока бился на равных с двумя своими противниками, ужом вертясь между носовой палубой и мачтой. Остальным помочь он был явно не в силах — себя бы сохранить. А вот щуплого Кокшу более мощный ратник загнал в угол к кормовому настилу и уже почти дорубил его измочаленный щит. Микулка даже вскипел, оглянувшись на носовую палубу.
«Где же подмога? А-а-а…»
Четверо лучников уже перебрались на лодью, методично выцеливая выбирающихся из воды ратников и уже не обращали внимания на свои тылы, а пятый, оставленный в помощь на ушкуе, судорожно пытался дотянуться до упавшего лука, зажимая черенок ножа, торчащий у него в ноге. Микулка вернул свой взор на Кокшу. Тот уже из последних сил отбивался от однотонных, но методичных ударов противника, не пытаясь наносить ответных выпадов. Юнге даже показалось, что черемис бросил в сторону умоляющий взгляд о помощи, но ни одного возгласа так и не донеслось из его уст.
«Да что это деется-то, а?» — В голове у Микулки молнией пронеслась мысль о том, что когда Кокшу убьют, тот уже не сможет бросать ему в спину презрительные, уничижительные взгляды. Да и остальные спустя некоторое время затихнут и забудут все его прегрешения. Вот тогда-то он сможет начать все заново, не заботясь о том, что ему каждый раз будут ими пенять. Потешив себя этими замыслами и успокоившись, Микулка оперся босыми ногами на округлый ствол мачты, повиснув руками на веревке, зажал посильнее нож зубами и прыгнул как можно ближе к корме ушкуя, оттолкнувшись изо всех сил. В ту самую точку, где в этот момент доживал последние секунды жизни ненавистный Кокша. Развернувшись в воздухе подобно дикой рыси, с которой он сталкивался в детстве не раз и чьей хищной грации опасались в их селении даже самые опытные охотники, Микулка раскинул руки и попытался поймать ветер…
Глава 8
Эрзяне
Рыжая белка, блеснув в зеленой хвое своей огненной шерсткой, вспорхнула по шершавому стволу сосны и уселась на массивную ветку, нависшую прямо над тропой. Сложив короткие лапки на белом пятнышке живота, она некоторое время оценивала черными бусинками глаз спугнувшую ее опасность, потом недовольно зацокала и стремительно унеслась по дереву вверх, цепляясь за светло-коричневую кору крепкими крохотными коготками. Пушистый хвост последний раз мелькнул в раскидистых ветках, сквозь которые просвечивало мглистое утреннее небо, и исчез в кружеве осыпающихся сухих иголок.
Овтай
[69]
проводил его взглядом и махнул рукой своим ратникам, мерно вышагивающим следом за ним по заросшей звериной тропе. Времени на охоту не было совсем, мысли о новой беличьей шапке придется отложить на более спокойные зимние времена, да и мех тогда станет значительно добротнее, хоть и не будет таким огненно-ярким. За сегодняшний день нужно было успеть обновить водную засеку, организованную еще несколько лет назад на маленькой лесной речушке с мутной, ржавой водой, впадающей в Оку.
