— Так, — подвел итоги беседы Трофим, поднимаясь от почти погасшего костра, чуть ранее согревавшего всех собравшихся на оконечности острова от осеннего стылого ветра. — Бери двух воев, Юсуф, пойдем выгружать твое оружие, а заодно и насчет товара с Лаймыром поговорим… Эх, надо же! Булгарец город наш защищал против князя Олега Святославича!
— Ну, не совсем защищал… и не только от него. С Йолыгом был сын нашего царя Адама Шамгун со своей ратью, а еще кипчаки хана Боняка. Они взяли Кисан, ну… Рязань по-вашему, подошли к Балы… Суздалю, где эмир Колын сдался сыну царя. Потом Йолыг с Шамгуном стали делить город, но никто не хотел его уступать друг другу, поэтому город сожгли. А уж дальше двинулись к Джиру, то есть Ростову. Там опять разругались, потому что Шамгун обещал жителям не разорять го́рода, если они сдадутся без боя, но князь Йо… Олег стал его грабить! Если рассказывать коротко, то эмир Шамгун договорился со Святополком Изяславичем
[44]
насчет джирской дани, и Йолыга все-таки прогнали. Я же рассказывал, что история народов наших переплетена чудным образом…
— Я, конечно, половину не понял из того, что ты нам сказал, однако… Плевали мы три раза на такую историю, если все так, как ты говорил! — не выдержал ветлужский полусотник, тоже поднявшийся от костра. — То жили соседями, то стали расходиться по разным углам! Князья договориться не могут, а народ страдать должен?! А насчет Олега… Надо же такое учудить: чужие рати привести на наши земли и самому разорять свои же города! Меж собой люди одной крови бьются, сами себя уничтожая, и только для того, чтобы кто-то забрался повыше и пожрал послаще! Переписывать эту историю надо к едреной матери! Вот только как? Каленым железом в свою сторону переиначивать? Нет уж, упаси боже от того, чтобы стило
[45]
в наших руках на оружие заменить! Везде люди живые — ненароком так рубануть можно, что история потом, как Венера Милосская, навечно с культями останется…
Глава 6
Суздальские находки
— Ну что, Иван, лепо раскинулось сие творение рук человеческих, осененное Божьей благодатью? — Трофим, распрямив плечи, с умиротворением оглядывал собор Успения, возвышающийся в центре суздальского детинца. — Это хоть и не Киев, где самое малое полтыщи одних церквей и из плинфы многие построены, однако в окрестных землях каменного здания ты более не увидишь. Так что любуйся… Или такая краса в отечестве твоем на каждом шагу стояла?
— Стояла до поры… Да ты глазками на меня так хитро не стреляй, — прищурился Иван, оглядывая построенный по велению Владимира Мономаха большой шестистолпный храм, сложенный из тонкой плинфы. — Узнаешь все в свое время. А не узнаешь, так и не потеряешь ничего, уж поверь мне на слово. Во многих знаниях много печали… Кстати, во все времена было важно, что за человек перед тобой, а не откуда он.
— Не скажи, Иван. Как ты говорил давеча? Житие наше определяет, насколько душа в нас светлая, так?
— Бытие определяет… Ну, в общем, отчасти верно, но только отчасти.
— Раздумывал я над твоими словами и вот что скажу… Истина это! И даже не сомневайся! Возьми того же степняка: ему воля нужна, простор, потому что для его скота необходимы пастбища несметные. А вот руки на этом просторе ему прикладывать не к чему, сидит целый день в седле и стреляет из своего лука во все, что не по нраву ему. Даже дела домашние везет на себе его баба! И что получается? Получается, что кочевник к труду не приучен, а сладкой жизни хочется! А как этого добиться? Самый легкий путь — поживиться у соседа, который своим трудом живет! Первый раз скот увел, второй раз его самого зарезал, а полоненную семью в невольники продал… Куда дальше свернуть с натоптанной дорожки? Какая уж тут душа! А иудеи? Они же по всему свету разбросаны, да и живут большей частью торговлей. Правда, друг за дружку держатся, но зато других не признают вовсе, лишь собой кичатся. Потому совсем не брезгуют нашими христианскими людишками торговать… А от такой торговли какого цвета душа у них будет, я уж не говорю об ее спасении для нехристей? А те же булгарцы веры Бохмича? Для них мы все неверные, оттого им совсем незазорно полон с наших земель в полуденные страны продать через тех же иудеев. За грех им это не считается, как и то, что в веру свою они иные племена силой примучивают. И лишь наше исповедание спасение дает и к свету ведет души христианские… Как считаешь, не стоит ли и нам церковь каменную построить, а потом отяков наших крестить?
— Все у тебя какие-то плохие выходят… кроме нас, православных, — задумался над ответом Иван. — Единоверцев наших и правда церковь запрещает с Руси продавать, об этом я слышал. А остальных, выходит, можно? Разве мусульмане не так же со своими поступают? И чего ты иудеев всех одной черной краской мажешь? Или ты Христа к ним не причисляешь?
— Чего? — недоуменно наморщил лоб Трофим, пытаясь осмыслить вышесказанное.
— Того! Или у Иисуса из Назарета матери не было? Ладно, не горячись, я тоже православный, как и ты! — Иван примирительно положил руку на плечо Трофима, заметив, что в его глазах начинает разгораться огонек бешенства. — Ты просто пойми, что если мы будем искать соринки в чужих глазах… ну ладно, пусть бревна… то никогда отяков, черемисов и других людей в одно целое не соберем! Важно принять народ таким, какой он есть, и в меру своих сил подтолкнуть в нужном направлении! Если это, конечно, вообще возможно… Кроме того, надо учитывать, что в этой гонке не мы одни участвуем, другие тоже будут влиять на эти племена своим примером или даже силой! Кстати, насчет примучивания у булгарцев… Тоже не вижу разницы с нашей верой. Меряне от чего бегут? От крещения насильного. А ты хочешь отяков через это провести!
— Упаси боже! — Воевода все-таки отвлекся от богохульных, по его мнению, слов Ивана и вернулся на грешную землю. — На красоту такую посмотрят и сами к нашей светлой вере потянутся. А то, что иные бегут… Так то заблудшие души. Да и не все они от крещения скрываются. Тех мерян, что мы на землю осадить хотели, просто похолопили без справедливости!
— Вот и не принуждай никого, чтобы тоже не побежали от нас людишки! А церковь? Конечно, надо возводить, причем самую лучшую в округе! Но только когда рук на это хватать будет, да и священника еще найти надо. Кстати, один вопрос в связи с этим. Подчиняться он кому будет — ростовскому архиерею, как самому близкому в округе, так?
— Думаю, что суздальскому епископу Ефрему, постриженику Печерскому.
— Вот! А через него и князь Юрий Владимирович наших прихожан под себя подгребет, — перешел на еле слышный шепот Иван. — В этом деле только палец протяни — они всю руку себе в пасть засунут. Как бы без епископа в этом деле обойтись, а?
— Эх, связался я с тобой, малохольным! Князей тебе мало, теперь церковь нашу хулить начнешь. При чем тут архиерей? Он в дела мирские не лезет! А без него ни чин на основание храма, ни чинов на поставление креста и благословление колокола не совершишь. Я не упоминаю про освящение церкви, для того чтобы литургию проводить. К чему тогда храм краше всех ставить, если такой возможности не будет? Да и антиминс
[46]
освятить не мешало бы. А мощи святых наших где ты для престола возьмешь? Эх, да что с тебя взять, такого… — махнул рукой на своего полусотника воевода и продолжил: — Никак нам не обойтись без архиерея. А все свои страхи надуманные при себе оставь! Они не стоят того, чтобы храма лишаться. Каждый второй язычник, узрев такое великолепие, в лоно нашей церкви придет и поймет, что у нас вера особая, светлая. И к нам самим не с корыстью относиться будет, а с любовью! Ведь Христос заповедал возлюбить ближнего своего…
