Но в данном кусочке боя неопытным ветлужцам их слаженность пригодилась. И отсутствие потерь было им наградой за все их труды, за то, что никто из них не дрогнул перед круговертью лиц завывающих конников, вызывающих ужас у всего мирного населения Южной Руси. А спокойные голоса десятников, с матерками заставляющих их собирать «разбросанное» оружие, не давали им теперь обращать внимания на новый накатывающийся вал степняков, страшный в своей стремительности и беспощадности.
Однако до телег удмуртов эта волна так и не добралась. Видя, что первые воины не зацепились за укрепленный лагерь, а в правый фланг упирается острие атаки разгоняющейся конницы противника, половцы отвернули и понеслись вскачь обратно под шумное улюлюканье наступающих им на пятки воронежцев. Выпростав сабли из ножен, те почти догнали нескольких замешкавшихся степняков, пытающихся подсадить к себе своих соратников, выживших после первой атаки. Несшийся впереди Твердята даже сумел достать одного из них, полоснув клинком по оголенной шее, однако с задних рядов отступающих кипчаков то и дело стали прилетать стрелы. Они посылались в полуобороте на полном скаку, и хотя меткость лучников оставляла желать лучшего, свое дело они сделали, поубавив прыти у самых резвых воронежцев. Однако основная волна наступающих все равно стала настигать степняков, постепенно сближаясь с ними. Казалось, еще немного — и они начнут рубить спины убегающим половцам, которые почти при равной численности не могли развернуться и встретить грудью опасность, но…
Конь Трофима в несколько скачков догнал вырвавшегося вперед Твердяту и стал отжимать его в сторону, а над несшимися во весь опор воронежцами надрывно пронесся громкий протяжный возглас:
— Отворачивай! Отвора-а-ачивай! Уходи в сторону, ишачье племя! Назад!
Воронежцы, провожающие разгоряченными взглядами уходящую из-под носа добычу, свернули не сразу, но все-таки по широкой дуге стали понемногу сдвигаться в сторону лагеря, посылая единичные стрелы в удаляющегося противника. Оба воеводы перешли на неспешную рысь и стали пропускать мимо себя конное воинство, внимательно выглядывая раненых, которые и сами могли не заметить в горячке боя причиненного им ущерба.
— Увлекся!.. — извинительно пробурчал Твердята, вглядываясь в горизонт, где продолжалось мельтешение противника. — Но перед выходом из лощины мы бы их покрошили и ушли…
— Увязли бы, не доделав своего дела, а развернуться там нам не дали бы! Не знаю я, что у них приготовлено, но явно что-то есть, а уж засадная сотня наверняка уже пошла в намет!
[146]
Боняк каждый раз новую подлость выдумывал, да и Шарукан от него не сильно отставал, пока их десять лет назад около Переяславля как следует не приголубили…
— На пограничную Сулу они тогда вышли?
— Ага, к Лубне. Ох и досталось им от Владимира и Святополка! Шарукан тогда едва ушел, а брата Боняка убили, но это половцев лишь больше озлобило. Так что в разговоре хоть беловежцем называйся, хоть черниговским подданным Святославичей, которые со степняками как-то уживаются, но не приведи тебе Господь что-то про нашу молодость и Переяславль сболтнуть… — Трофим шумно перевел дух и перешел к насущному: — Сколько они у нас ссадили с коней? Троих?
— Отсюда точно не разгляжу, но вроде трех лошадок мои вои как раз добивают. Эх, хотя почти и нет у нас настоящих боевых коней, но все одно животину жалко! Как будто половцы в них прицельно били, мстили за твои выстрелы! А сами людишки… если кости не переломали при падении да не затоптали их, то все живы. По крайней мере, десятники не суетятся по полю. Да и у самих степняков во второй волне лишь одна потеря…
— А! Вот и засадная сотня в балку заходит! — крякнул Трофим и через некоторое время, потраченное на подсчет, невесело заметил: — Пожалуй, их тут чуть больше будет, чем полторы сотни… Стягов не видно? Значит, не самые справные воины нам попались, слава богу! Ну что, постоим на виду? Может, додумаются кого-нибудь выслать на разговор? — Воеводы выехали в центр долины и встали метрах в трехстах от своего лагеря, молча наблюдая, как у половцев начались какие-то перестроения. Наконец Трофим не выдержал и обратился к Твердяте: — Не жалеешь, что так мало людишек в поход взял?
— Сотня охраны у купцов! Кто бы нам поверил?
— Времена в степи тяжелые, этим бы и оправдались… Слушай, может, попробуем хоровод, а? Про который я упоминал?
— Стрелами поделишься?
— Ты бы сначала своих горе-вояк приструнил! А то выдумали раскидывать по всей степи свои стрелы, а потом мои просить!
— Ну уж… с десяток всего и было выстрелов, прежде чем отвернули. Поделись, иначе не потянем!
— Да о чем разговор, Твердята, бери. Я кузнецов заставил остаток стали на наконечники извести перед выходом сюда.
— Сталь?
— Каленое железо, только прочнее… Пусть твои ратники по третьему колчану на себя вешают. А хоровод… Круг телег небольшой, как раз твоей полусотни хватит, чтобы на скаку постоянную стрельбу держать в одну сторону. Моим лесовикам это будет неплохая помощь, а если надо, то ты в любой момент с круга сойдешь и… ударишь по поганым или в отрыв уйдешь!
— Поганым… Будто твои удмурты крещеные!
— Дай время, Твердята, дай время… У нас даже священника нет, не говоря уже о церквушке какой-нибудь. Кто таинство крещения будет проводить?
— И все-таки выбьют половцы всех лошадок, — не стал возражать на приведенные доводы воронежский воевода, сочтя лучшим перевести разговор на другую тему. — Может, опять поодаль встанем? Или посадим твоих удмуртов на коней и попытаемся оторваться? Знаю, что не сдюжат, но вдруг половцы на телеги польстятся? Товара там немного, его не жалко…
— Лишь разозлятся сильнее, оттого что напрасно своих воинов губили. Однако если дела наши пойдут худо, то так и придется поступить, хотя и не хочется превращаться в загоняемую дичь… Слушай, насчет лошадок. А давай отодвинем второй ряд телег и поставим их набок, а? Чтобы хоровод шел между ними и внутренним рядом. Выход сделаем сзади. Конным мешать стрелять они не будут, мои людишки тоже на взгорке, а коней худо-бедно прикроют… Зря, что ли, доски на днища вместо жердин постелили?
— У богатых свои причуды, вот и стелили… Все, скоро двинутся они, двумя клиньями выстраиваются! Вишь, не терпится им нас пощупать. Так что не видать нам переговоров с ними как своих ушей! — Твердята огорченно вздохнул и тронул лошадь с места, призывно махнув рукой своему собеседнику. — Давай, Трофим, шевелись быстрее, нам еще телеги твои переворачивать и связывать между собой, чтобы не упали! Однако никакого хоровода мы с тобой тут не будем разводить… Если ратники станут стрелять по очереди, то никого из наступающих половцев остановить они не смогут! Это пешего лепо так обстреливать, но никак не конного: того надо частым залпом ссаживать! Все эти придумки ваших чужеземцев хороши, да не про нас! А ты и уши развесил… Лучше я всех коней стреножу да сяду на склоне балки за телегами по правую руку от твоих стрельцов. Там достаточно высоко, так что не полезут туда половцы с разгону, чтобы своим лошадям ноги ломать… А попрут они к твоим ратникам — так в любом случае пойдут мимо меня, потому что всаднику удобно стрелять по ошуюю от себя, держа лук в левой руке. А вся местность перед отяками будет перед моими лучниками как на ладони! Пятьдесят шагов всего, тебе лишь надо левый край крепче держать!.. Эх! Ну да что я тебе как несмышленому Вячеславу все объясняю? Нам уже поздно убегать, да и не столь велика у них рать, чтобы все мы тут головы сложили!
