— Неужели это вы? — ошеломленно спросил Дронго.
— Зачем? — резонно возразил «Пьеро». — Я никогда не делаю
лишней работы. Только ту, которую мне закажут. Не нужно думать обо мне так
плохо.
Он отошел, и Дронго растерянно посмотрел на остальных. Все
были смущены этим неожиданным звонком.
— А от чего он умер? — спросил Россетти.
— Врачи говорят, сердечный приступ. Скорее всего инфаркт.
Наверное, смена климата и обстановки на него подействовали.
— Не может этого быть! — не успокаивался Россетти. — Если у
него было больное сердце, он как врач сам должен был почувствовать симптомы. Но
я с ним говорил, он был абсолютно здоров.
— Инфаркт может убить человека внезапно, — вмешался какой-то
немец невысокого роста в кепке и с тростью, — никто не знает, когда нас может
настичь удар.
— Какое несчастье, — запричитала сеньора Магальянис, — мы с
ним только недавно разговаривали. Он так радовался, что ему удалось найти
своего китайского коллегу.
Дронго взглянул на автобус. За темными стеклами невозможно
было различить лицо Чжан Цзиня. Но он, безусловно, видел реакцию всех
присутствующих на известие о смерти индонезийского делегата.
«Почему? — подумал Дронго. — Почему он умер так внезапно?
Это неожиданная случайность или ожидаемая закономерность?»
С этой мыслью он пошел к автобусу.
Глава десятая
Подавленный известием о смерти Али Сармана, он поднялся в
салон и вновь уселся на свое место рядом с американцем.
— Что-нибудь случилось? — осведомился Кобден. — У вас такие
лица…
— Умер индонезийский делегат, которого я лично знал, —
ответил Дронго, — говорят, сердечный приступ.
Наверное, реакция на долгий перелет, — покивал головой
Кобден. — Я однажды летал в Австралию из Лондона. Должен признаться, что даже в
первом классе «Бритиш эйруэйз» после десятого часа полета чувствуешь себя очень
неуютно. А еще пересадки, смена часовых поясов и климата. Благо, у меня
здоровье хорошее. У вашего друга было здоровое сердце?
Он никогда не жаловался, — ответил Дронго.
Мужчины редко жалуются на свои болячки. Особенно врачи. Они
почему-то считают, что их дело лечить больных, а не болеть самим. Восемь лет
назад у меня умер друг. Сам работал в онкологической клинике и до последнего
дня не верил, что у него такой запущенный рак. Ему все казалось, что коллеги
ошибаются, иначе он давно бы почувствовал симптомы.
Дронго обернулся. Чжан Цзинь смотрел прямо на него.
Интересно было бы подойти к нему и узнать, что думает этот офицер китайской
разведки о внезапной смерти одного из делегатов. Между прочим, смерть наступила
сразу после того, как несчастный Али Сарман нашел своего китайского коллегу.
Нет ли здесь прямой связи? Дронго еще раз обернулся и встретился с глазами Чжан
Цзиня. Что, если слухи о том, будто атипичная пневмония — это разработка нового
поколения биологического оружия, которая случайно вырвалась из лабораторий
китайских биологов, соответствуют действительности? И китайский разведчик
оказался здесь не случайно? Может, поэтому Али Сарман не мог найти своего
бывшего коллегу? Им не давали встретиться, а когда они все же встретились, было
принято решение о ликвидации индонезийца.
Нет, глупо. Если бы китайцам нужно было скрыть правду, они
бы не стали присылать такую представительную делегацию в Лиссабон. Или это
изощренная восточная хитрость? Заболтать случившееся, чтобы никто ничего не
понял. И почему тогда они привезли на конгресс такой миролюбивой организации,
как ВОЗ, своего офицера разведки?
Мимо прошел поднявшийся в автобус «Пьеро». Он старательно
избегал смотреть нa Дронго. Или это его работа? Не разобравшись, почему Дронго
беседовал с индонезийцем, просто решил подстраховаться? Нет, это тоже абсолютно
невероятно. «Пьеро» не стал бы скрывать своих подозрений в отношении Али
Сармана. И хотя бы попытался обосновать причину своего поступка, или он всего
лишь выполнил приказ? Но времена, когда убирали случайных свидетелей, давно
прошли. Все главные разведки мира знают, что в цивилизованных странах не
принято действовать подобными методами. Где-нибудь в Африке или в Азии такое
еще возможно, да и то не везде. А в Европе ни одна разведка на это не пойдет.
Скандал будет грандиозным, об этом узнают коллеги во всех странах, в Интерполе,
в комитете экспертов ООН. Оскандалившаяся организация сразу станет отверженной.
Ни российская, ни китайская спецслужбы на такой риск заведомо не пойдут. А если
пойдут?..
Дронго нахмурился. Он не верил в случайную смерть
индонезийского делегата. Когда в салон поднялись молодые женщины, они весело
кивнули Кобдену, и он благосклонно кивнул им в ответ. Затем наклонил голову к
Дронго:
— Вы сообщили им про завтрашний ужин?
— Конечно, — ответил Дронго, — мне кажется, они согласны. А
Эстелла очень вами заинтересовалась. Боюсь напутать, но, по-моему, ей нравятся
мужчины вашей комплекции и возраста.
— Вы льстец, — хохотнул довольный Кобден. — Честное слово,
вы молодец и нравитесь мне все больше!
Одним из последних в салон автобуса поднялся тот самый,
похожий на скандинава делегат, при взгляде на которого Дронго вспомнил
«Сервала». Когда блондин прошел на свое место, Дронго спросил у Кобдена:
— Вы не знаете, кто это такой?
— Его зовут Пер Асплунд. Он с Фарерских островов, —
недовольно ответил Кобден. — Я его увидел здесь впервые, и он мне не
понравился. Очень неприятный тип. Он и еще несколько человек внесли специальную
резолюцию по фармацевтической промышленности. Они считают, что все наши
разработки на самом деле не нужны. Какие-то неизвестные мне любители-эксперты в
Европе выяснили, что девяносто пять процентов всех лекарств не только не
помогают, но и, наоборот, причиняют вред людям. Представляете, какая цифра?! И
этот Асплунд еще имел наглость обратиться ко мне за консультацией. Да я просто
не стал с ним разговаривать.
— Он приезжал к вам в отель?
— Да, узнал где я живу, и заявился. А у самого волосы
перекрашенные. Не люблю перекрашенных мужчин. В них есть что-то от женщины.
Когда красятся артисты, — я еще понимаю. Их физиономии — товар, который они
должны продать. Но когда политики или бизнесмены, — это выглядит смешно. И
глупо. А он приехал ко мне с такими амбициозными планами! Вот я и выставил его
за дверь.
— Вы с ним раньше встречались?
— Даже не слышал о нем. Говорит, что руководит какой-то
больницей на своих Фарерских островах. У них там, наверное, и больницы
нормальной нет, одни аптеки. Но он так сказал. В общем, я не стал с ним
разговаривать. Тем более что уже знал, кто поднял этот вопрос о
фармацевтической промышленности. Одна из подписей была его. Представляете. Сидя
на своих островах, он берется судить о состоянии огромной отрасли науки.
