Он начал сверять официальный список делегатов со своим, из
компьютера, фиксируя тех, на кого следовало обратить внимание. При этом он
выписывал нужные цифры на отдельный лист бумаги, чтобы не портить список из
своей папки с материалами конгресса. Расчет был абсолютно правильным.
Постороннему человеку не придет в голову сравнить эти цифры с порядковыми
номерами делегатов на копии списка, который был роздан всем делегатам. А
посвященный человек и без того догадается, что Дронго и его напарник собираются
проверить всех приехавших на конгресс, кто хотя бы немного может быть похож на
«Сервала».
Дронго набрал номер телефона в комнате своего напарника. Тот
снял трубку на пятом звонке. «Наверное, подключил телефон к блокирующей
аппаратуре, — подумал Дронго. — Хотя вряд ли «Пьеро» будет выдавать себя столь
примитивным образом».
— Где вы были? — спросил Дронго.
— Я только вошел и услышал ваш звонок, — объяснил напарник.
— Будьте осторожны, — сказал Дронго. Они говорили
по-английски во избежание ненужных вопросов, если их разговор все-таки
прослушивался. — У меня был неприятный гость. Пытался посмотреть мой компьютер.
— У вас все в порядке? — встревожился Пьеро».
— Все. Хотя гость отличался бурным нравом, и вообще я ему,
кажется, не понравился.
— Вы узнали его?
— Нет, лица я не увидел. Все произошло слишком быстро. Я
звоню вам, чтобы предупредить. Будьте начеку и никуда не выходите. Минут через
пятнадцать я к вам зайду.
— Может, лучше мне прийти к вам?
— Не стоит. Я не думаю, что они повторят свой номер «на
бис». И мне не хотелось бы, чтобы кто-то видел, как вы входите ко мне. Я сейчас
приду сам. Только больше никому дверь не открывайте.
— Хорошо.
Дронго показалось, что напарник еле держался, чтобы не рассмеяться.
Разумеется, они были не в равных условиях. «Профессор» привык работать в одной
из самых мощных организаций современной цивилизации. Даже после распада
Советского Союза и развала КГБ, наименее пострадавшим всех произведенных реформ
оказалось бывшее Первое главное управление, названное Службой внешней разведки.
И если у КГБ были безграничные финансовые возможности, подкрепленные всей мощью
советской системы и ее сателлитов, то даже в очень урезанном виде СВР все же
могла считаться одной из самых крупных спецслужб мира, входящих в пятерку
лучших. Если, конечно, не помнить, что еще менее пострадало Главное
разведывательное управление Генштаба, куда вообще не пускали посторонних для
ненужных реорганизаций. Так что его дорогой «Пьеро» привык опираться на эту
мощь системы, всегда готовой его поддерживать. И ему был не страшен неизвестный
гость, внезапно появившийся в номере Дронго.
Другое дело сам Дронго. Оставшийся без нормальной работы
после распада СССР, живущий на три дома — в Баку, Москве и Риме, эксперт-одиночка,
самостоятельно проводящий собственные расследования… Разве их можно было даже
сравнивать? Конечно, «Пьеро» с трудом сдерживает смех. Он в отличие от Дронго
точно знает, что с ним не может ничего случиться просто так. Одно дело —
убийство бывшего эксперта ООН и Интерпола, который непонятно каким образом
оказался в Португалии. И совсем другое —гибель офицера внешней разведки России.
Смерть профессионала, за которого могут отомстить его коллеги.
Дронго подумал, что в конечном итоге он сам виноват, что все
так происходит. Ему много раз предлагали перейти на государственную службу,
принять новые правила игры. Он их не принимал. Не мог и не хотел принимать.
Поэтому здесь он был всего лишь в статусе эксперта-консультанта, тогда как его
напарник представлял свою разведслужбу. И если даже все закончится
благополучно, Дронго получит свой гонорар, включающий оплату этой поездки в
Лиссабон, а «Пьеро» — очередное звание, государственную благодарность и награду
«за успешное выполнение задания».
А уж если конец этой истории будет печальным для них обоих,
то судьбой Дронго вряд ли станут интересоваться. Никто даже не попытается
узнать, куда делось его тело. Тогда как тело «Пьеро» будут искать, обязательно
найдут, привезут на Родину, организуют пышные похороны с положенной церемонией,
соберут родственников и знакомых покойного, произнесут дежурные речи,
произведут троекратный оружейный салют, посмертно наградят, объявят об особой
пенсии его вдове и детям, если таковые имеются, и, наконец, соорудят за государственный
счет скромный, но крепкий памятник своему бывшему сослуживцу. И повесят его
портрет в галерее героев-разведчиков в Ясеневе. Вот так. «А про Джил и моего
сына никто даже не вспомнит. Хотя про них никто и не знает. Все так, как должно
быть», — нахмурился Дронго. Он ведь всегда знал правила игры. Но больно
сознавать, что они именно такие и ты не в силах что-либо изменить.
Он закончил работу и взглянул на часы. Прошло уже
четырнадцать минут. Дронго забрал листок с цифрами и, выходя, посмотрел на себя
в зеркало: «Кажется, все нормально. Рубашку немного испачкал, но под пиджаком
не очень видно. Потом вернусь, чтобы переодеться». А сейчас следовало как можно
быстрее передать список «Пьеро». Пусть проверит по своим каналам каждую
кандидатуру. Надежда очень небольшая, но, возможно, аналитики в его «конторе»
сумеют обратить внимание на какие-то детали, которые сам Дронго может и не
знать. Хотя, конечно, это глупо. Если бы можно было таким образом вычислить
«Сервала», они бы давно его вычислили. Нужно будет искать самим. И найти
Кахарова за три дня конгресса. Дронго захлопнул дверь и поспешил к лестнице.
Он шел и размышлял о превратностях судьбы. Вспомнив, что
Кахаров пропал в Та- джикистане, Дронго подумал: «Несчастные таджики стали чуть
ли не самой пострадавшей нацией в результате развала Советского Союза. В аду
начавшейся там гражданской войны, когда вырезали целые семьи, не щадя ни детей,
ни стариков, погибли десятки тысяч жителей республики. Еще больше людей уехало.
Но в первую очередь уехали те, кто громче всех призывал «перестраиваться»,
«строить новую жизнь»…
Строить новую жизнь в Таджикистане научали при помощи
автоматов… Но если быть честным, то придется признать, что свои трагедии
пережили не только таджики, думал Дронго, спускаясь вниз по лестнице. Расстрел
российского парламента был таким же актом гражданской войны в России. А бойня в
Приднестровье, войны в Карабахе, Абхазии, Осетии, Чечне? Противостояние
Шеварднадзе и Гамсахурдиа в Грузии, убийство прямо в парламенте Армении спи-
кера и премьер-министра, свержение сразу двух президентов в Азербайджане…
Сколько всего выпало на долю людей, когда-то поверивших,
что они могут жить лучше! В результате вожделенный журавль так и не был пойман,
да и синица улетела. Все, кто сумел за эти годы нажиться на развале страны,
благополучно уехали в более спокойные страны. Остались несчастные, не сумевшие
приспособиться, обедневшие, озлобленные, растерявшиеся люди, которые готовы
были поверить любым авантюристам, любым диктаторам, призывавшим к наведению
порядка. Именно на таких людях держались авторитарные режимы в Средней Азии,
где количество несменяемых лидеров равнялось количеству президентов всех, без
исключения, стран этого региона. Причем характерно, что президент Туркмении
никогда не выдавал себя за демократа, президент Узбекистана пытался соблюдать
некие «нормы приличия», а президенты Казахстана и Киргизии считались настоящими
демократами. Это не помешало ни одному из названных прочно закрепиться на своих
местах, раздать «хлебные должности» родственникам и превратить выборы в
позорные театральные постановки с заранее известными результатами.
