– Чисто! Вяжу последнего!
Над головой у нее звякнуло железо, и сердитый голос Ивана неразборчиво пробормотал что-то ругательное, присовокупив краткую нотацию:
– …щас сыму портки и всыплю горячих!
– А оставить меня наедине с развязанным русом было лучше?! – тут же выкрикнула она в нависшее над ней лицо жениха. – Кончил бы он притворяться и умчал меня за тридевять земель, пока ты тут баб под себя гребешь!
Несмотря на придуманные оправдания, Важена уже приготовилась выслушать о себе много неприятных вещей, однако раздавшийся следом детский плач и женские вскрики явно подвигли полусотника отступить от задуманного.
– Баб гребу, говоришь? А тебе завидно? Или ревность запоздалая проснулась? – заставил он ее в очередной раз зардеться. – Ладно, раз уж ты так за меня держишься и у тебя есть силы… Снимай балахон, яви миру женское обличье и иди баб успокаивать! Скажешь, что никого не тронем, если будут сидеть тихо, как мыши. И про себя поведай! Кто такая, да что с тобой инязор хотел сотворить. Не пожалеют тебя, так хоть вести по всему краю разнесут, а особо рьяные, может быть, глаза ему расцарапают… И ратника с собой возьми, а то, не ровен час, с ножом кто-нибудь бросится!
Для Важены, и так уже через пелену усталости воспринимающей мир вокруг себя рваными клочками, дальнейшее слилось в сплошной незапоминающийся частокол событий. Ежедневный утренний быт местных домохозяек никуда не делся, дети хотели есть, а вымотавшимся ветлужским воинам требовался не только отдых, но и горячая пища, так что ей приходилось добиваться всего желаемого криком, а передвигаться по усадьбе исключительно бегом. Пожалуй, в ее памяти этим утром отложились лишь короткие женские истерики и жалобный писк прислуги, забившейся по углам. Успокой одного, принеси воды для другого, пообещай что-то третьему… Под конец, выйдя во двор, она уже еле передвигала ноги, и лишь мелькнувшая там картинка вернула ее ненадолго к жизни.
Солнце уже взошло и окрасило верхушки деревьев ярким дневным светом. В углу, закрытом постройками от ветра, устанавливали стол, застилая его чистыми скатертями. Светло-серое полотно, обшитое яркими красными узорами, резко выделялось на зеленой густой траве, ковром устилающей двор, и было сейчас совершенно неуместно.
«Пировать собрались? Не рановато ли праздновать решили?!»
Будто в насмешку над ее мыслями из-за угла донеслось довольное фырканье, и оттуда показалась полуобнаженная фигура полусотника. Тот вытирал голову каким-то расшитым рушником и что-то втолковывал идущему за ним собеседнику:
– …даже не приближайтесь туда! Чихнете, пыль поднимете, и все! Грязь попадет в рану, и она загноится! Для того я водой и ополаскивался! Кстати, кипятком полотно обдали?.. Что? Нет, в светелках ваших темно, как в заднице у носорога… – Иван заметил стоящую столбом Важену и тут же нашел ей дело: – Иди тоже вымойся и переоденься в чистое муромское платье, будешь мне пот смахивать со лба, другим это как бы невместно… Ну и что, что мятое?! Быстро! Эрга, спирт готовь и походную аптечку! Будешь учиться, как людей резать… Уже умеешь? А так, чтобы они остались после этого живы?
Стоящий рядом с ним Веремуд ничуть не обращал внимания на разгоряченного ветлужца, безучастно теребя серебряную серьгу в ухе. Веревок на воине уже не было, да он и не оглядывался по сторонам, словно бы смирившись с тем, что не властен над своей и сыновней жизнью.
«А я бы на его месте не согласилась родича резать! Лишь боги могут распоряжаться, жить человеку на белом свете или уйти на вечный покой…»
Полусотник цыкнул на нее, и Важена стремглав сорвалась с места, чтобы выполнить данное ей поручение. Лишь после того, как какая-то дворовая девка основательно натерла ее мочалкой и окатила из бадейки, она позволила себе вернуться назад, натянув платье прямо на мокрое тело.
Подойдя к столу, Важена увидела на нем распростертое тело молодого руса. Одежды на нем не было совсем, но все ниже пояса было стыдливо прикрыто исходящей паром тряпицей. Веки ратника были сомкнуты, однако он все еще стонал и слегка мотал головой, будто находился в пьяном угаре.
Выдержав взыскательный осмотр со стороны Ивана и его новые придирки, заключающиеся в том, что ей нельзя подходить к столу простоволосой, Важена чуть не заплакала, и лишь присутствие большого количества свидетелей удержало ее от этого. В конце концов, она не замужняя женщина, чтобы полностью убирать волосы под панго!
[54]
Однако косички все же свернула к уху и туго замотала всю голову каким-то куском материи, надеясь рассчитаться позже за все.
Любой мужчина сполна платит за женские слезы, но не всегда подозревает, что первопричиной его утрат являются именно эти соленые капли! Однако даже уверенность в том, что ветлужец получит свое, и нарастающая злость не помогли ей полностью собраться с силами. Мытарства продолжились, и временами она еле сдерживалась, чтобы не бросить тряпку на землю и не уйти прочь.
После того как живот руса промыли какой-то резко пахнущей жидкостью, ей оставалось лишь следить, чтобы пот со лба Ивана не капал на рану, да потихоньку отгонять редких комаров, еще не ушедших на дневной покой и наивно пытающихся покуситься на беззащитную добычу, так аппетитно сияющую живым теплом. Вот только взгляд ее постоянно падал на узкий нож, рассекающий плоть человека, а уж когда Иван стал копаться в его кишках, поставив какие-то железки по краям раны… После этого ей оставалось лишь сдерживать рвотные позывы и не отрывать взгляд от капелек пота на лице «лекаря».
– Иван, всадники! – прервал тишину во дворе кто-то из ветлужцев. – Похоже, инязор с оставшейся в Эрзямасе сотней! Добежал-таки до него кто-то из отпущенной дворни!
– Ворота открыть, бойцы по местам, действуем как договаривались… – Голос Ивана был приглушен повязкой, зачем-то надетой им и всеми находящимися около стола на лицо. – Веремуд, теперь, как понимаешь, твой черед! Хоть на колени падай, хоть как лебези перед князем, но чтобы ни одной пылинки тут не поднялось!.. Эгра, вот тут ниткой перевязывай! Вроде оно…
Важена прервалась и посмотрела вниз: часть кишок, перетянутая настоящей шелковой ниткой, была щелчком перерезана ножницами необычной формы и сброшена под стол неопрятной склизкой горкой. Комок подкатил к горлу, и ей вновь пришлось сосредоточиться на своем задании, только вот лоб на этот раз пришлось вытирать себе.
Занявшись этим важным делом, она не сразу заметила, как в ворота подозрительно медленно стали заходить эрзянские вои, немедленно закрываясь щитами от атак вероятного противника. Растекаясь по дворовой территории, они занимали позиции напротив ветлужцев и выстраивались неровными рядами, стараясь зацепиться за каждый клочок усадьбы.
– Пот убери!
Только возглас и отвлек ее от этого неожиданно завораживающего зрелища. Выполнив требуемое, Важена пообещала себе больше не отвлекаться. Ей нужно лишь хорошо выполнять свою работу, и тогда ничего не произойдет. Вот, даже вид штопаемых внутренностей не вызывает у нее в этот миг никаких эмоций. Какие, к лешему, эмоции, если сзади стоят и целятся в тебя из луков!
