— Все ушли тебя ловить, можешь вылезать. Экий ты чумазый, дай оботру лицо.
— Не волнуйся, ты, главное, завтра сделай все, как я сказал. А сейчас посмотри, все ли спокойно на улице, и махни платком в окно. Экипаж остановится не более чем на секунду.
* * *
Как я и полагал, ночное покушение вызвало живейший интерес у второго консула. Мадемуазель Софи доставили в тайное убежище Метатрона. Этот мастер подковерной войны не мог допустить раскрытия своей агентуры. Со слезами на глазах Камилла Готье рассказывала об ужасном нападении, о том, что ей показалось, будто душегуб похож на того самого офицера, который сообщил шуанам о приближении карательной экспедиции.
Примерно в это время ее и застала привезенная одним из моих людей весть о пленении отряда Армана де Морнея и ранении его самого. Нетвердой, заплетающейся походкой Софи подошла к столу, протягивая руку, чтобы налить себе стакан воды, и рухнула без сознания, едва не сбив с ног самого Талейрана.
А я в это время слушал пламенную речь генерала Бонапарта в порту Тулона.
— Ты, главное, не боись, — заверял меня Лис. — Человек от тебя ко мне уже подходил, личный привет внуку Мано от папаши д'Орбиньяка я передал, так шо скоро будут здесь.
Между тем Наполеон стоял на артиллерийском лафете и кричал, обращаясь к толпе горожан и таявшей от обожания армии:
— …Мы вырвали свои права у власти, погрязшей в постыдном роскошестве и лени. Мы больше не чернь, не рабы, мы — народ, народ великой Франции, чей удел показать всей Европе, всему миру новый путь! Заря грядущего века окрашена кровью и пеплом, но кровь и пепел не должны стать нашим знаменем! Те, кто хочет резни среди французов, — враги Франции! Как бы ни звали они себя, директорами или консулами, есть лишь одно истинное имя — патриот! Долг каждого из нас — встать под знамена, несущие мир и процветание нашей любимой Родине. Нет гражданской войне, нет продажным болтунам, готовым торговать Отечеством, точно сутенер портовыми девками! Да здравствует единая Франция! Да здравствует тот, кто объединит ее под своей рукой! Как сказано в послании апостола Павла: ни иудея, ни эллина! Так и я скажу: ни роялиста, ни якобинца! С оружием в руках мы доказали, что французы — братья друг другу. Так не пойдет же брат на брата! Все мы в равной степени желаем пользы Отечеству, желаем защиты наших прав и свобод!
Лис дернул Бонапарта за штанину:
— Он здесь.
— Я, — продолжал Наполеон, — отдаю свою шпагу и свое честное служение единственному сыну Франции
[64]
, плоти от плоти нашей, крови от крови — дофину Людовику!
Толпа ревела в ответ. Сейчас она готова была ликовать, даже если бы Наполеон провозгласил новым светочем Искандери-бея. Сквозь людское море проталкивались к импровизированной трибуне бойцы отряда генерала Кадуаля, окружившие Жана де Батца и испуганного непривычным шумом и многолюдством подростка — его воспитанника.
— Не кто-то, — продолжал Наполеон, — не воля небес, не династические законы, но мы сами — народ Франции, возводим на трон своего короля. И мы — народ, волею Божьей и собственной нашей силой, вручая корону, говорим: король не больше народа, он есть мы, и да будет так во веки веков!!!
Толпа взвыла от бессловесного восторга. Никто сейчас не вдумывался в то, что говорит пылкий оратор, но все понимали, что происходит великое историческое событие и от их воли зависит будущее Франции.
Сильные руки подняли мальчика и водрузили на пушечный лафет рядом с Бонапартом. Он оглядел бескрайнее людское море, корабли в порту, неисчислимые цветы меж блистающих на солнце штыков.
— Говори же! — шепнул ему Наполеон.
— Он не… — начал было Лис.
Людовик открыл рот и срывающимся от волнения, хриплым голосом прокричал:
— Я приветствую мой народ и мою армию! Да здравствует единая Франция!
* * *
Ближе к закату какой-то мальчишка запустил камнем в часового возле дворца Тюильри. Бросил и припустил со всех ног в ближайший переулок. Булыжник упал в шаге от гвардейца, поэтому тот не стал звать подмогу, а тем паче стрелять вслед сорванцу. Но, едва кинув взгляд на «орудие преступления», увидел, что к нему привязана записка. Вызванный офицер без труда прочел, что барон де Вержен просит Шарля Мориса де Талейрана принять его по известному им делу. Такой вид почтовой связи несколько удивил начальника караула, однако он потрудился без задержек передать записку по назначению.
Чтобы спуститься в тайное подземелье, второму консулу было достаточно нескольких минут. Запрошенная у Базы топографическая привязка однозначно указала, что убежище Метатрона расположено на четыре ярда ниже уровня пола цокольного этажа Тюильри. Можно было не сомневаться: это уютное помещение строилось по личному распоряжению Екатерины Медичи, желавшей оборудовать свой дворец всем необходимым для спокойной жизни. У меня дорога к известному кабинету заняла куда больше времени — путь от лавки старьевщика был не столь близок.
Талейран встретил гостя, сидя за столом, заметно опасаясь и в то же время сгорая от любопытства.
— Признаться, не ожидал вновь свидеться. Или это первый консул прислал вас?
Я пожал плечами, удивляясь столь прямолинейному зондированию обстановки:
— Думайте, как пожелаете. Я здесь по собственной воле.
— А вот это ложь. — Губы Талейрана сложились в надменную улыбку. — Я никогда не ошибаюсь в людях. Вы отличный исполнитель чужой воли, но своей… Не льстите себе. Полагаю, вы и сами не верите в то, что сейчас говорите. Итак, чего вы хотите, чьи интересы представляете? Говорите правду, и у нас еще имеется шанс найти общий язык.
— Язык у нас и без того общий — французский. Я принес то, что нужно вам, вы отдадите то, что нужно мне. И, уверяю вас, если мы свидимся вновь, то вряд ли скоро.
— Потрудитесь объяснить, — скривился второй консул, — о чем речь?
О чем бы она ни шла, бывший епископ крайне не любил, когда ему ставили условия.
— Мне нужна Софи, — просто и без обиняков сказал я. — А вам — золотые месторождения Сакраменто. Я желаю видеть мою возлюбленную как можно скорее. Живой и здоровой. А вам эта карта сейчас нужна, как никогда дотоле.
— Это еще почему?
— Все очень просто. Сегодня Бонапарт с армией высадился в Тулоне и поднял знамя дофина Людовика. Гарнизон перешел на его сторону. Думаю, не удивлю вас, если скажу, что и другие войска встанут под его знамена. Не пройдет и двух недель, как они будут здесь. Может, и быстрее. Но пока еще, монсеньор, есть время покинуть Францию, и от вас зависит, уедете вы с пустыми карманами или вот с этим.
Это был чистой воды блеф. Конечно, пожелай сейчас Талейран загрузить карету золотом и драгоценной утварью, у него был бы шанс добраться до атлантического побережья и покинуть страну. Но я был уверен, он вовсе не собирается этого делать. Он надеется вовремя перейти на сторону дофина, а затем подмять Бонапарта под себя — оплошность, свойственная многим штатским политиканам, — и заставить юного короля плясать под свою дудку. Вот только сейчас он опасается, что Бернадот опередит его в этом. Как я и надеялся, умница Жозефина исподволь внушила старому приятелю тревожащие душу подозрения.
