Выворачивая душу, надсадно завизжали боцманские дудки, и сигнальщики быстро, но без суеты начали поднимать обусловленные в секретном приказе флаги, передавая распоряжения адмирала. Руководивший флотом вторжения Франсуа-Поль Брюйе не был новичком в своем деле и не впервые сталкивался в бою с англичанами. Он снискал добрую славу дельного боевого офицера и был подле Бонапарта еще в Итальянскую кампанию, умело командуя французскими кораблями.
Храбрый флотоводец отчетливо понимал, что ситуация для него складывается — просто дрянь. Слабоуправляемая, подпираемая сзади массой неповоротливых транспортов, французская армада сейчас двигалась, с трудом ловя ветер, не имея реальной возможности для организованного маневра. Англичане шли от берега, подгоняемые утренним бризом, словно по заказу щедро наполнявшим паруса британских линейных кораблей. В подзорную трубу Брюйе уже сосчитал их — четырнадцать штук, на один больше, чем у него. Правда, «Ориентал» несет сто двадцать пушек, а вражеские корабли, судя по размерам, не более семидесяти пяти. Но малая подвижность эскадры может свести на нет это преимущество.
Между тем, повинуясь приказу, французские боевые корабли начали выстраиваться в батальную линию, медленно, но решительно и упорно разворачивая строй наперерез англичанам. Адмирал поманил к себе флаг-офицера:
— Передать канонирам: по золотому за каждый удачный выстрел.
— Слушаюсь, гражданин адмирал! — отсалютовал моряк.
Нынче Брюйе мог позволить себе подобное «расточительство» — в трюме флагмана, запертая и тщательно охраняемая, лежала казна, изъятая у папы римского для ведения египетского похода, — золото в монетах и слитках, бриллианты. Как утверждал, почти рыдая, кардинал-казначей, на эти деньги можно было попросту купить Египет у турецкого султана. Впрочем, «тень Аллаха на Земле», как высокопарно именовался в официальных документах сидевший в Стамбуле ничтожный потомок великих османов, имел крайне слабое влияние в эти землях, формально ему принадлежащих.
Англичане продолжали сближаться с французской армадой, выстроив корабли в две неравные линии.
— Четыре и десять, — под нос прошептал адмирал Брюйе. — Что они замышляют? Приготовиться к залпу!
По команде на линейных кораблях эскадры поднялись крышки пушечных портов, и мрачные, точно пустые глазницы неотвратимой смерти, жерла орудий выдвинулись из темноты бульварков
[53]
навстречу приближающемуся флоту. Канониры замерли у пушек с зажженными фитилями. Юнги, подтаскивавшие картузы пороха, лишь ждали команды сорваться с места и броситься за следующей порцией.
— Наводи, наводи точней! — командовали артиллерийские офицеры.
Первый залп в бою значил очень много — через секунду после него корабли окутывались клубами дыма, с каждым выстрелом более и более затрудняя прицеливание. Еще немного, и врага просто будет не увидать — пали наугад, жди сигнала от марсовых, если те вдруг останутся живы среди осколков картечи и цепных ядер, ломающих реи, рвущих снасти и паруса, крушащих все на своем пути.
Адмирал, пряча волнение, полез в карман, достал часы, поднял крышку, взглянул на циферблат.
— Запишите в судовой журнал: бой начался в пять часов ноль три минуты.
Флаг-капитан козырнул, спеша выполнить распоряжение.
— Приготовиться! — командовали офицеры на орудийных палубах. — Целься!
Расстояние сокращалось. Еще кабельтов, еще полкабельтова…
— Пли! — наконец выдохнул Брюйе.
— Пли! Пли! Пли! Пли! — точно эхом передавалось от корабля к кораблю, и восхитительный летний рассвет утонул в клубах сладковатого порохового дыма, оглох в леденящем душу свисте ядер, вое картечи и криках людей — криках боли и отчаяния и зверином рыке упоения схваткой.
Положение англичан выглядело не слишком выгодным. Оба передовых корабля приняли на себя град ядер. Паруса и снасти на том из них, что возглавлял «малую эксадру», в единый миг превратились в бесполезную пылающую рвань. Стоны на палубе тешили слух французов, свидетельствуя о точности попаданий. Когда же над клубами дыма рванулись к небу языки пламени, охватившие фок-мачту головного корабля, на «Ориентале» и вовсе послышался восторженный рев.
Адмирал Брюйе насторожился бы, знай он, что его противник поставил во главе малой эскадры пятидесятипушечный линейный корабль «Лиандр» — самый легкий из имевшихся в распоряжении Нельсона. Но он не подозревал об этом.
Расчеты вновь окружили откатившиеся после выстрела пушки, спеша очистить ствол, засыпать порох, загнать новое ядро, затем, по команде, вернуть орудия на исходные позиции и вновь стрелять, множа в дыму на палубах вражеских кораблей смерть и разрушения.
Англичане угрюмо молчали, не спеша отвечать. Лишь после второго залпа марсовый «Ориенталя» доложил командующему флотом, что противник загибает строй колонны, ложась на параллельный французам курс. Глазастый матрос ошибся лишь в одном: он назвал передовой корабль большой колонны флагманом, но это было не так. Семидесятичетырехпушечный «Александр», также сбавивший ход после многочисленных попаданий, флагманом не был. Нельсон держал свой вымпел на «Вангарде», который продолжал движение, обходя «Ориентал» едва ли не вплотную к бушприту. Французы заметили это слишком поздно. Осознав свою ошибку, адмирал Брюйе побелел и поспешно скомандовал изменить галс и лечь под ветер.
Этот маневр заметили и неправильно истолковали на прочих кораблях эскадры. Капитанам показалось, что адмиральский корабль пытается отвернуть, выйти из боя. Это была трагическая оплошность, одна из тех, которые порой решают исход боя. Командующий арьергардом эскадры адмирал Вильнев — человек, весьма милый в общении, большой умница и светский лев, был никчемным флотоводцем. И потому, не дожидаясь отдельного приказа, отдал распоряжение повторить маневр флагмана, разваливая единую мощную артиллерийскую линию.
Между тем «Ориентал» уже попал в западню: потерявший маневренность «Александр» дал залп всеми орудиями борта, за ним последовал второй. Как ни горько было признать Брюйе, англичане заряжали быстрее, чем его подчиненные. И это было бы еще полбеды. Основная трагедия заключалась в том, что, при всей многочисленности орудий на борту, линейный корабль полноценно мог стрелять только одним бортом, на выбор. Для второго просто не было расчетов. И потому первый залп флагмана британцев, как и второй, и третий, остались без ответа. «Вангард» стрелял почти в упор, так что прятавшиеся за фальшбортом стрелки Бонапарта могли вести огонь попросту из ружей и пистолей. Но это был лишь жест отчаяния в сравнении с громогласным рокотом тяжелых орудий англичан. Вслед за кораблем Нельсона маневр повторил очередной линейный корабль, «Свифтсюр». И теперь по «Ориенталу» вели огонь уже три плавучие крепости британцев.
Между тем на других участках боя сражение кипело с не меньшей силой. Едва на «Лиандре» заметили поднятый Нельсоном сигнал 183 — «всем навалиться на арьергард», некий безусый мичман, едва-едва получивший свои эполеты, бросился по обрывкам вант на мачту, чтобы продублировать команду шедшим в кильватере линейным кораблям. Орудия британцев загрохотали слитным ревом, снова и снова поливая огнем корабль адмирала де Вильнева. Не выдержав обстрела, тот покинул строй, и это было началом конца. Да, французские канониры все еще ожесточенно стреляли, едва увидев перед собой в клубах дыма какие-то непонятные мишени. Да, командиры продолжали выполнять приказы и с неимоверной отвагой, не обращая внимания на град картечи и пуль, силились управиться с парусами, чтобы сохранить хоть какие-то остатки маневренности. Но сражение уже было проиграно.
