— Ну-ка присвети! — скомандовал одному из подчиненных сержант и начал читать по слогам. — Виктор Арно, ага, из восьмого конно-егерского полка. Штаб генерала Журдана. — Сержант на миг задумался, потом обернулся и крикнул: — Эй, Марк, иди-ка сюда, тут из твоего полка офицер!
Я увидел, как открылась дверь ближайшего дома. Оттуда слышался хохот, крики и остро пахло ваксой, которой начищают сапоги нижние чины.
— Чего тебе, Жорж?
— Говорю, офицер из твоего полка, Виктор Арно.
Тот, кого сержант назвал Марком, приблизился.
— Да что-то я такого не помню…
Мысль заработала в тревожном режиме.
— Да и я вас не помню, гражданин. — Мои брови сурово опустились и сошлись на переносице. — Из какого эскадрона?
— Э-э-э, гражданин лейтенант! Здесь вопросы я задаю. Так что же, Марк, не видал такого молодца?
— Нет вроде.
— Может, и не видал, — примирительно начал я. — Не забывайте, я — адъютант генерала Журдана.
— Адъютант… — Начальник патруля с подозрением осмотрел мою фигуру. — А сдайте-ка вы, гражданин адъютант, сабельку да пройдите за нами. Пусть наш капитан сам решает, кто вы на самом деле. — И он протянул руку к моему оружию.
Будь на моем месте настоящий Виктор Арно, он бы, вероятно, хоть и с негодованием, но повиновался. Однако у меня совсем не было резона привлекать внимание неведомого капитана к своей не очень скромной персоне. С другой стороны, сопротивление патрулю грозило лейтенанту Арно суровым дисциплинарным взысканием, мне же — расстрелом.
— Что ж, — ледяным тоном заявил я, делая шаг вперед и отодвигая сержанта, — идем к вашему командиру!
— Ну так, а са… — закончить он не успел.
Отпечаток сабельного эфеса надолго лег вычурным темным рисунком на его скулу. Удар в промежность одному, плашмя по голове клинком — второму. Я рванулся вдоль по улице, петляя, как потревоженный заяц. Улепетывать с ножнами, бьющими по бедру, оказалось чертовски неудобно.
— Стой! Стой! — За моей спиной хлопнул выстрел.
Не сказать, чтобы это возбудило желание замедлить ход. Впереди, за каменной оградой, виднелись деревья сада, видимо, монастырского. Находящееся рядом здание походило на часовню, только без крестов. Как в молодые годы, в учебном центре форта Норидж, я ринулся к забору, перекинул саблю, подпрыгнул, ухватился за край, уперся ногой. Совсем рядом о камень щелкнула пуля, и я, будто стараясь обогнать ее, перелетел за каменную изгородь.
— За ним! — слышалось с улицы.
Я нащупал лежащий в траве клинок, встал под стенкой и, когда над забором показалось лицо, быстро махнул острием перед носом не в меру резвого преследователя. С противоположной стороны послышался грохот падающего тела и вопль:
— Обходить надо, здесь не пройти! Зарубит, сволота!
Где бы ни находился вход в сад, мой немудреный маневр давал пару-тройку минут форы, и я припустил со всех ног, спеша пересечь зеленую обитель возвышенных молитв или хотя бы отыскать подходящее убежище.
Сад был на удивление велик. За спиной уже слышались голоса, перекликающиеся в потемках. Их было много — должно быть, к моим преследователям, горя желанием поймать шпиона, присоединились другие солдаты из кордегардии. Загонщики двигались широкой дугой, стремясь припереть меня к противоположной ограде, где мне уж точно не уйти. Оставался единственный шанс. Я прыгнул, уцепился за ветку, подтянулся и пополз как можно выше, моля Господа, чтобы идущим по моему следу не пришла светлая мысль задрать голову. Даже среди листвы мундир мог выделяться, демаскируя мое хлипкое убежище.
Под деревом прошел солдат с ружьем наперевес, с другой стороны еще один, лунный блик играл на кончике штыка.
— Нет, здесь нету! — перекликались они.
— Выскользнул, ублюдок! — крикнул во тьме кто-то.
— А может, тут где отсиживается? Оцепить надо!
Через некоторое время сад опустел, однако невдалеке за изгородью слышались голоса. Потом и они стихли, но я все еще не торопился спускаться наземь. Подобный маневр вполне мог оказаться уловкой, и в какой-то момент мне показалось, что так и есть.
По саду, не скрываясь, шел офицер в гусарском мундире. «Должно быть, выманивает», — подумал я. Офицер остановился совсем недалеко от моего убежища. Было слышно, как он насвистывает что-то под нос. Прошло еще несколько минут, и я увидел девушку в светлом платье, бегущую сюда.
«Господи, банальное свидание!» — вздохнул я с облегчением.
— Месье, — раздалось в ночи, — что с матушкой?
— Успокойся, Гортензия, с ней все хорошо.
— Но вы же написали…
— Это была хитрость, мой ангел. Военная хитрость, простительная для того, кто влюблен. Я так желал видеть ту, в которой заключено счастье всей моей жизни!
— Но, месье! — Девушка остановилась, не скрывая удивления. — Как вы могли?..
— Что за робость, мой ангел? Я же вижу, что нравлюсь вам!
Гусар подскочил к юной девице и заключил ее в объятия.
— Оставьте меня!
— К чему ужимки, звезда очей моих, ты еще станешь благословлять эту ночь! Ты узнаешь счастье!
— Нет! Нет! Я не хочу!
— Хочешь!
Я стиснул зубы. Если это и западня, то уж больно хитрая.
Гусар, не мешкая, попытался сдернуть легкое платье с плеч девушки, та силилась вырваться, но тщетно. Закричать — но рукав гусарского ментика закрыл ей рот.
— Черт побери! — процедил я, спрыгивая с дерева. — Да провались оно все пропадом! Не так быстро, месье!
Глава 13
Надо прощать своих врагов, но не раньше, чем их повесят.
Генрих Гейне
Упоминание о Мадлен — хозяйке «Шишки», весьма похожей на старую приятельницу Лиса, мадмуазель Жози, сделало свое дело. Едва договорившись с Наполеоном о вечернем рандеву, Сергей устремился на другое, заранее не запланированное, в Латинский квартал. Как он утверждал, исключительно для того, чтобы выяснить, о каком таком господине де Батце знает это внушительное средоточие женских прелестей.
Лис ворвался в таверну, внося переполох, словно пушечное ядро в мирно спящий до рассвета курятник. Впрочем, и четвероногий лис в курятнике произвел бы не меньший эффект.
— Одно лицо! — заявил он с порога, всплеснув руками.
— В каком смысле, месье? — Хозяйка заведения изумленно замерла.
— Я говорю, у вас одно лицо, что в этом странного? Или вы хотите сказать, что двуличны?! Но нет, эти голубые, цвета неба Гаскони, эти ясные глаза не могут врать! То ли дело рот…
— Но… месье.
— О боже! Клянусь треуголкой генерала Бонапарта, вы совершенство! И рот, он тоже говорит правду! И впрямь настоящий месье. Я разрешаю вам называть меня так!
