— Понимаешь, Наполеон сейчас в этой игре не король и даже не ферзь. Так, удачно расположенная ладья. Но если наш Метроном и впрямь старается контролировать ситуацию во Франции, чтобы подмять ее под себя, не обратить внимания на Бонапарта он никак не может.
— Ага, в этом сезоне ажиотажный спрос на Бонапартов. Кого ни спроси, все хотят завести собственного Наполеона.
— Так и есть. Пока что его воспринимают как меч и тянут руки, чтобы им управлять. До сих пор никому невдомек, что этот меч сам желает властвовать и, будем говорить честно, имеет для этого все основания. Если мои предположения верны, Метатрон ненавязчиво, но твердо пытается взять Бонапарта под контроль, подчинить своему влиянию. Скорее всего, Наполеон еще не осознает этого, и, если в нужный момент разложить ему карты, мы получим хорошего союзника.
— Или дополнительного противника. Кто знает, может, он уже продался с потрохами?
— Вряд ли. Но гарантий никаких. В любом случае, — подытожил я, — Наполеон продолжает нас интересовать, а другого пути к Метатрону, кроме де Морнея и его сестры, у нас, увы, нет…
* * *
На рассвете колонна освобожденных из плена офицеров с завязанными глазами начала движение через топи. Мы с Лисом шли замыкающими. Стоя у крепостных ворот, я смотрел, как спускаются к болоту люди в разноцветных мундирах и их проводники. Лес все больше и больше наполнялся утренним пересвистом крылатого хора, и оттого на душе становилось легко и радостно, так что от вчерашней мрачности не осталось и следа.
— Все же решили отправиться в Париж? — Ко мне подошел маркиз де Лантенак.
— Да.
Принц Вандеи то ли осуждающе, то ли недоуменно покачал головой:
— Мне жаль вас, вы могли бы принести немалую пользу.
— Вся моя жизнь посвящена этому.
Де Лантенак криво усмехнулся:
— Постараюсь не упускать вас из виду, месье.
— Надеюсь, это будет сложно, — поклонился я.
— Кто знает, кто знает…
— И еще, ваше сиятельство, послушайте моего доброго совета. — Я понизил голос и невольно оглянулся. — Не исключено, что в Бресте английскую эскадру будет ждать засада и, это уж точно, вы наткнетесь на нее там, на берегу.
— Вы что же, обвиняете лорда Габерлина в измене?
— Ни в малейшей степени. Просто найдите иной путь отступления. Впрочем, это лишь совет, решайте сами.
— Нет, постойте. Вы что-то знаете.
— Каждый из нас что-то знает, ваше сиятельство. А теперь позвольте мне откланяться.
Кадуаль не обманул — первое, что мы увидели, когда проводники, указав направление к дороге, исчезли в лесной чаще, был кузов телеги, в котором вперемешку валялись сабли, шпаги, палаши. Нам с Лисом и Арману с «племянником» даже были возвращены лошади в знак особого расположения и в память освобождения Лантенака. Один из офицеров, высокий, осанистый, в пехотном мундире, размашистым шагом подошел ко мне и спросил, поправляя шпагу в перевязи:
— Стало быть, вы — лейтенант Арно?
— Именно так, месье.
— Полковник Шаблон, Рене Шаблон.
— Весьма приятно, гражданин полковник.
— Если вы надеетесь, что я стану благодарить вас, лейтенант, то совершенно напрасно.
— Вовсе не ждал этого, месье. Просто Республика вновь получила семь с лишним десятков офицеров, а это, согласитесь, немало. Больше, чем гибнет в ином сражении..
— Вы говорите ерунду, лейтенант, — надменно поджимая губы, изрек полковник Шаблон. — Мой батальон без малого два года ловил этого негодяя маркиза, пока, увы, не был уничтожен и сам я не попал сюда.
— Весьма сожалею, гражданин полковник, военная фортуна переменчива.
— Прекратите резонерствовать! — вспыхнул мой собеседник. — Я получше вас знаю, какова военная фортуна! Должно быть, вы гордитесь ловкостью, с которой выпустили на свободу кровожадного вандейского тигра? Но можете не сомневаться, он способен погубить куда больше семидесяти офицеров и тысячи солдат.
— Он намерен покинуть Францию.
— Это все одни уловки. Спросите любого здесь, и вам каждый скажет, что маркиз не уйдет из страны, пока не сочтет свой долг выполненным. Вы развязали ему руки, гражданин лейтенант.
— Вы что же, намерены меня арестовать, гражданин полковник?
— Именно так!
— Забавно, однако вынужден сразу предупредить: я выполняю поручение генерала Журдана и потому не намерен вам повиноваться. Если хотите получить мою саблю, можете попробовать забрать. Но, говорю сразу, я зарублю вас, как только вы шевельнете плечом, ибо так велит мне долг, и вы это прекрасно понимаете.
Полковник Шаблон несколько опешил от подобной наглости, и все же смысл в моих словах был. Адъютант, выполняющий приказ, не просто имел право, но и должен был устранить с пути всякого, кто мешал ему этот приказ исполнить.
— Граждане офицеры! — придя в себя после первого шока, закричал бывший командир батальона. — Я приказываю арестовать этого…
На этом месте его речь прервалась — отточенное лезвие кинжала, вылетев из рукава моего друга, уперлось в кадык неблагодарного крикуна.
— Еще слово, полковник…
По толпе освобожденных прошел глухой ропот. Сейчас каждый решал для себя, что для него важнее: бескомпромиссное служение Республике или пережиток феодального прошлого — благодарность за спасение жизни? Наши с Арманом сабли с тихим шорохом покинули ножны. Ситуация на лесной поляне складывалась более чем нелепая. Семь десятков офицеров, едва получивших свободу, готовы были истребить друг друга, решая этические проблемы.
— Отходим! — скомандовал я, пятясь к стоявшим поодаль лошадям.
Не заставляя себя упрашивать, полковник начал отступать вместе с нами. Когда же наконец крошечный отряд занял место в седлах, Лис с силой оттолкнул заложника, и мы пришпорили коней, спеша выбраться на дорогу.
— В Париже я обо всем доложу министру! Вас найдут и арестуют! Вас казнят! — неслось вслед.
Мы проехали что-то около трех лье быстрой рысью и наконец перешли на шаг, понимая, что погони нет и быть не может.
— А этот ведь доложит, — в пространство бросил Лис. — От шоб мне ничего крепче дождевой воды в рот не брать, доложит. В лепешку расшибется, а исполнит, что обещал.
— Это ерунда! — отмахнулся де Морней. — Даже если он лично всей Директории вместе и каждому отдельно составит на вас рапорт, поверьте, вам ничто не угрожает.
— На нас, Арман, — поправил я. — На нас.
— Хорошо, на нас. — Де Морней пожал плечами. — Есть лишь одно «но». Я сейчас же должен мчать в Париж, чтобы предупредить кого следует. Можете не опасаться, по дороге я не премину распорядиться, чтобы Ле-Палисье и ему подобные убрали с пути все заставы. Конечно, это не вызовет у них приступа бурной радости, но ведь нам, господа, нет до этого дела.
