Я осталась с малышом. Он такой замечательный! И очень похож на тебя.
Конечно, мне следовало обратиться к врачу гораздо раньше. Но у меня не было страховки. Потом, когда привезли ребенка — не было времени. А теперь уже поздно. Врачи дают мне два-три месяца. Я не боюсь смерти, но что будет с ним, с малышом? Вот что меня ужасает!
У него никого нет, кроме меня. Меня скоро не станет. Но, может быть, тебя тоже нет?
Первый раз за эти двадцать лет я усомнилась во всем… Когда-то я отказалась от тебя во имя твоей жизни. И все эти годы я продолжала тебя любить. Неужели все это напрасно? Умоляю, если ты жив, отзовись! Твоя навеки Вера»
Он еще раз взглянул на конверт. Обратный адрес: Фюрстенфельбрук, Бавария, Западная Германия.
Два-три месяца… один уже почти прошел…
Он собрал все письма, сунул их в карман халата, буквально скатился вниз, покидал в сумку самое необходимое, положил туда письма Веры, взял чековую книжку, водительские права. Душ, бритье, костюм, сумка, — через полчаса он выводил машину из гаража.
— Куда вы, мистер Холинер? — выскочила во двор Пенелопа.
— По делам.
— Когда вернетесь?
— Нескоро. На столе в гостиной лежит записка для Кейт.
— Хорошо, я передам миссис Холинер, — вымолвила ошеломленная Пенелопа.
Он выехал за ворота, чтобы никогда не вернуться в этот дом.
ИЮНЬ 1977, Львов
Теплое июньское солнце освещало привокзальную площадь, золотило купола величественного здания вокзала, играло бликами на яркой зелени прелестных елок, обрамлявших площадь.
Молодая женщина-экскурсовод говорила хорошо поставленным голосом:
— Дорогие гости нашего города! Мы рады приветствовать вас на львовской земле! Уже восьмое столетие чеканит Львов свою историю. Сегодня этот обновленный, цветущий город привлекает своей неповторимой красотой, славится крупными заводами, фабриками, учебными заведениями, музеями, творческими организациями.
Горожане обходили группу людей, едва кидая взгляд на привычную картину. Летом Львов принимал много туристов. Некоторые прохожие задерживали взгляд на этой группе, состоящей в основном из москвичей, которых отличал особый, бесцеремонный взгляд на окружающий мир.
В группе выделялись двое: мужчина с ежиком седых волос и светловолосый подросток. Это иностранцы, они тихо переговаривались по-английски и выделялись уже самим этим фактом. Иностранцы обычно приезжали отдельными группами, их сопровождали специальные экскурсоводы. Да и экскурсии велись на иностранном языке. Эти же двое стояли среди русских и с самым невозмутимым видом слушали русскую речь. Трудно было определить возраст мужчины — он был по-юношески стройным и подтянутым. Резкие морщины на худощавом лице с удивительно молодыми синими глазами. в общем, ему могло быть и сорок, и пятьдесят.
Мальчику — лет десять-двенадцать. Рослый, худой, не то сын, не то внук, непонятно.
В одежде мужчины преобладал белый цвет и яркие детали: пестрый шейный платок, ярко-желтые сандалии, ярко-синяя холщевая сумка через плечо. На мальчике джинсы, футболка, кроссовки. Все настоящее, американское, — с завистью отмечали проходившие мимо мальчишки. Возле пары стоял, как приклеенный, мужчина неопределенной внешности в классическом темно-сером костюме.
— …В тысяча девятисотых годах во Львов поступают произведения Владимира Ильича Ленина. Ленинская газета «Искра» переправлялась в Россию через Львов и имела здесь своих преданных читателей, идеи Ильича впитывались народными массами. Выстрел «Авроры» громким эхом отозвался и в нашем городе! — тараторила женщина, поглядывая на иностранцев — нравится ли? Заученный текст слетал с накрашенных губ пулеметной очередью. — Коммунисты Львова, как и всей Восточной Галиции, возглавили движение народных масс против австро-венгерских, а позже польско-шляхетских колонизаторов…
Иностранец склонился к мальчику, улыбнулся. Экскурсовод приободрилась — видимо, им нравилось! Это было очень приятно, тем более, что мужчина — известный на Западе не то художник, не то композитор, она плохо запомнила.
Мужчина в сером костюме навострил уши: иностранец тихо говорил что-то мальчишке по-английски.
— Как тебе, Алекс? Посмотри на здание вокзала! Как красиво, да? Какой он величественный! «А я помню его разрушенным почти до основания», — добавил он про себя.
Мальчишка ответил:
— Я вообще не могу привыкнуть к этим монументам, Макс. Как-то всего слишком много.
«Ишь, ты, гаденыш… Слишком ему. Надрать бы тебе задницу. А Макса твоего подержать бы в психушке месяц-другой. Так ведь нельзя — американская знаменитость! Абстракционист чертов! Никита тебя бы пиде-расом назвал. И правильно!» — приветливо улыбаясь подопечным, думал мужчина.
Экскурсовод, обрадованная успехом у импозантного заокеанского гостя, заливалась соловьем. В данный момент она придала голосу тревожные и более мужественные, что ли, интонации. Даже лоб ее слегка нахмурился, как на плакате «Родина мать зовет!». Она говорила:
— Наступил тысяча девятьсот тридцать девятый год. Фашистская Германия напала на Польшу. Гитлеровские полчища продвигались в глубь страны. Тогда Советское правительство решило помочь трудящимся Западной Украины, взять их под свою защиту.
— Это пакт Молотова-Риббентропа, я тебе рассказывал, помнишь? — тихо прокомментировал американец.
— Макс, а что этот дядя все время на нас смотрит? — не поворачивая головы, так же тихо спросил мальчишка.
— Работа у него такая. Секретная.
— Секретный агент?
— Да, пожалуй.
— А что он здесь делает?
— Следит за мной. И за тобой за компанию. Потом напишет, о чем мы с тобой говорили — это называется отчет. И получит деньги.
— Это его бизнес?
— Ну да.
— Какая гадость! — Мальчишка демонстративно взглянул на серого мужчину высокомерным взглядом.
«Хорошо, что наши люди не знают иностранных языков. Как это правильно! А ты, гаденыш, попался бы мне в другом месте и в другое время, я бы тебя шелковым сделал», — глядя на американцев ласковым взором, думал мужчина.
Экскурсовод немного занервничала: иностранцы, кажется, не слушали ее! Но вот она поймала на себе их взгляд и зазвенела голосом:
–. Недаром пролили кровь западноукраинские трудящиеся в неравных боях с колонизаторами. Солнце свободы взошло над нашим краем! Позже поэт Павлычко так писал об этом:
«Прийшов, прийшов тридать дев'ятий рж,
Славетний р1к славетного народу.
В однш земл1 гад синню небозводу
Славути плескгг, шум карпатьских ргк!..»
Слушатели захлопали. Серый мужчина глядел на американцев. Пусть попробуют не хлопать! Но они тоже аплодировали, переглядываясь и весело улыбаясь.
