— На самом деле, Альтал, со мной не так уж трудно
поладить, — сказала она ему. — Приласкай меня иногда да почеши время
от времени за ушком, и мы прекрасно поладим. А тебе что-нибудь нужно?
— Мне нужно в скором времени выйти отсюда поохотиться,
чтобы раздобыть еду для нас, — как можно беззаботнее сказал он.
— Ты голоден?
— Ну, пока что нет… Но думаю, потом мне захочется есть.
— Когда тебе захочется есть, я позабочусь, чтобы у тебя
была еда. — Она бросила на него косой взгляд. — Неужели ты думаешь,
что так просто сможешь выбраться отсюда?
Он осклабился.
— Стоило попробовать.
Он поднял кошку и взял ее на руки.
— Ты никуда не пойдешь без меня, Альтал. Привыкни к
мысли, что я буду с тобой всю твою оставшуюся жизнь — а жить тебе предстоит
очень, очень долго. Ты был избран для того, чтобы совершить некое дело, а я
была избрана, чтобы направлять тебя в этом. Как только ты согласишься с этим,
жить тебе станет намного проще.
— Как это мы избраны? И кто нас избрал?
Она потянулась к нему и легонько хлопнула его мягкой лапкой
по щеке.
— Всему свое время, — заверила она его. —
Тебе было бы трудно пока что понять все это. Так почему бы нам не начать?
Она спрыгнула с кровати, подошла к столу и без всякого
видимого усилия вскочила на него и села на полированную поверхность.
— Пора приступать к работе, дорогуша, — сказала
она. — Подойди сюда и сядь. Я буду учить тебя читать.
«Чтение» подразумевало собой толкование стилизованных
рисунков, очень похожих на те, что были в Книге у Генда. Эти картинки
представляли слова. С конкретными словами, такими как «дерево», «скала» или
«свинья», было проще. А картинки, представлявшие понятия, такие как «истина»,
«красота» или «честность», были потруднее.
Альтал умел быстро схватывать — без этого вору не
обойтись, — но к своему новому положению ему пришлось привыкать. Когда он
хотел поесть, еда просто сама появлялась на столе. Первые несколько раз это его
поражало, но через некоторое время он совсем перестал обращать внимание. Даже
чудеса могут стать заурядными, если они часто повторяются.
На край мира пришла зима и обосновалась надолго, солнце
ушло, и наступила долгая ночь. Кошка терпеливо объяснила Альталу это явление,
но он мало что понял из ее объяснений. Он мог понять это разумом, но ему
по-прежнему казалось, что солнце вращается вокруг земли, а не наоборот. С
наступлением бесконечной ночи он совсем потерял счет дням. Если разобраться,
рассуждал он, дни вообще перестали существовать. Он перестал смотреть в окна.
Впрочем, за окнами почти все время шел снег, а снег наводил на него тоску.
Он делал некоторые успехи в обучении чтению. После того как
одна и та же картинка попадалась ему достаточно часто, он уже автоматически
узнавал ее. Все свое внимание он концентрировал на словах.
— Ты не всегда была кошкой, правда ведь? — спросил
он однажды после обеда свою «учительницу», когда они вдвоем лежали на покрытой
шкурами кровати.
— Мне казалось, я тебе уже говорила об этом, —
ответила она.
— Кем ты была раньше?
Она посмотрела на него долгим, немигающим взглядом своих
ярко-зеленых глаз.
— Ты еще не готов узнать об этом, Альтал. Тебе пока и
так неплохо. Мне не хочется, чтобы ты начал снова выбрасываться из окон, как
делал это, когда появился здесь впервые.
— У тебя было имя? Я имею в виду до того, как ты стала
кошкой?
— Да. Но ты, скорее всего, не сумел бы даже произнести
его. А почему ты спрашиваешь?
— Просто мне кажется неправильным называть тебя все
время «кошкой». Это все равно что сказать «осел» или «курица». Ты не
возражаешь, если я придумаю тебе имя?
— Нет, если это будет хорошее имя. Я слышала, как ты
произносил некоторые слова, думая, что я сплю. Я не хотела бы называться одним
из них.
— Например, Эмеральда — изумруд, из-за твоих глаз.
— Да, это бы мне подошло. Когда-то, еще до того, как я
сюда попала, у меня был один очень красивый изумруд. Я смотрела сквозь него на
солнце, чтобы увидеть, как он сверкает.
— Значит, пока ты не стала кошкой, у тебя были
руки, — проницательно заметил он.
— Вообще-то да. А теперь не хочешь ли угадать, сколько
их было и где они были у меня расположены? — Она бросила на него лукавый
взгляд. — Не гадай, Альтал. Однажды ты узнаешь, кто я на самом деле такая,
и это несомненно удивит тебя. Но тебе не нужно знать этого сейчас.
— Может, и не нужно, — сказал он с
хитрецой, — но время от времени у тебя бывают промашки, а я тщательно за
ними слежу. Очень скоро я буду знать немало о том, кем ты была раньше.
— Нет, пока не будешь готов узнать это, — ответила
она ему. — Сейчас, Альтал, тебе нужно сосредоточиться, а если бы здесь, в
Доме, я приняла свою привычную форму, ты не смог бы этого сделать.
— Неужели все так плохо?
Она снова прижалась к нему и замурлыкала.
— Увидишь, дорогуша, — сказала она. —
Увидишь.
Несмотря на свое несколько высокомерное отношение — которое,
по убеждению Альтала, было присуще ей от природы, — Эмеральда оказалась
ласковым существом, нуждающимся в постоянном и близком физическом контакте с
ним. Спал он на мохнатых бизоньих шкурах, на каменной кровати, а она всегда
прижималась к нему с довольным мурлыканьем. Сначала он не обращал на это
внимания и по привычке закутывался в шерстяной плащ и прижимал его рукой у
самой шеи. Эмеральда спокойно сидела в ногах кровати и смотрела на него. Затем,
когда он начинал засыпать и ослаблял хватку, она потихоньку прокрадывалась к
изголовью и оказывалась прямо рядом с его головой. Затем она ловко
дотрагивалась своим холодным и влажным носом до его затылка, и Альтал
машинально отодвигался, реагируя на это неожиданное прикосновение. Она же
только этого и ждала, чтобы забраться под плащ, устраивалась возле его спины и
начинала мурлыкать. Ее мурлыкание было таким успокаивающим, что ему не
приходило в голову прогонять ее. Похоже, эта игра ужасно ее забавляла, поэтому
Альтал продолжал заворачиваться в плащ по самую шею, чтобы она могла застать
его врасплох, как делала всякий раз, когда они ложились спать. Ему это ничего
не стоило, а ее развлекало…
