— Перкуэйнцы в основе своей — потомки
треборейцев, — говорила Двейя Альталу и остальным в тот же вечер в
башне. — В начале восьмого тысячелетия Остос послал корабли на запад,
чтобы создать новые поселения и открыть новые земли для земледелия, а кантонцы
пришли по суше, чтобы создать там свои поселения. Более или менее постоянные
войны между Кантоном и Остосом не сильно волновали перкуэйнцев, так что они
оставались в стороне и занимались заботами об урожае и приумножении своих
богатств. Беспорядки в Треборее ослабили некоторые социальные ограничения,
поэтому треборейское крестьянство оказалось намного свободнее, чем крестьяне
Перкуэйна. Перкуэйнские крестьяне не то чтобы крепостные, но очень близки к
этому.
— А что такое крепостные, Эмми? — озадаченно
спросил Гер.
— Это невольники, Гер, — они являются
принадлежностью земельного участка. Когда кто-то покупает участок земли в
стране, где крепостничество — часть социального устройства, он становится
владельцем не только земли, но и живущих на ней людей.
— Значит, они рабы? — спросил Элиар.
— Не совсем, — ответила Двейя. — Они
принадлежат земле, вот и все. Быть крепостным лучше, чем быть рабом, но не
намного.
— Я, конечно, уж не стал бы терпеть подобное, —
сказал Гер. — Я перешел бы горы раньше, чем кто-либо заметит мой побег.
— Иногда такое случается, — подтвердила
Двейя. — И все это одна страна, — спросил сержант Халор, — или
там есть всякие баронства, герцогства и тому подобное? хочу сказать, есть ли
там централизованное управление?
— Теоретически Магу является столицей, — ответила
она, — но никто не обращает на это особого внимания. В основном власть в
Перкуэйне находится в руках церковников.
— Да, — согласился Бхейд, — и духовенство
Перкуэйна худшее из всех. Там господствует Коричневая Ряса, а священники ордена
Коричневой Рясы гораздо больше интересуются богатством и привилегиями, нежели
благосостоянием низших классов. Орден Черной Рясы — мой орден — имеет там
представительство, то же самое можно сказать и о Белой Рясе, но они занимают
минимальное место в общей социальной структуре. На протяжении веков между тремя
орденами выработалось негласное соглашение о том, что мы не будем вторгаться на
территорию друг друга.
— Недавно я был в воровской таверне в Магу, —
рассказал им Альтал, — и воры обсуждали там ситуацию, сложившуюся в Южном
Перкуэйне. Очевидно, Генд собирается извлечь выгоду из положения перкуэйнских
крестьян. В прибрежных городах действует группа священников, самостоятельно
присвоивших себе сан, которые проповедуют революцию и сеют смуту среди
крестьян.
— Самостоятельно присвоивших себе сан? — резко
спросил Бхейд.
— Воры были абсолютно уверены, что эти смутьяны на
самом деле никакие не священники. Они носят красные рясы и читают проповеди о
социальной справедливости, о жадных аристократах и коррумпированном
духовенстве. К сожалению, они во многом правы — особенно что касается
Перкуэйна. Крестьяне живут плохо, а священники Коричневой Рясы поддерживают
знать в угнетении бедняков.
— Не существует ордена Красной Рясы, — усмехнулся
Бхейд.
— Существует, брат Бхейд, — не согласилась
Двейя. — Церковники Неквера носят алые рясы. Мой братец всегда был падок
на яркие цвета.
— Ты хочешь сказать, что перкуэйнские крестьяне
обращены в веру, которая поклоняется демону Дэве?
— Вероятно, нет, — ответила она, пожимая
плечами. — Пока, во всяком случае. Возможно, это конечная цель, но на
сегодняшний день служители Красной Рясы, похоже, сосредоточились на социальных
изменениях. В общественной системе, которая основана на аристократии, очень
много несправедливости — вероятно потому, что аристократы считают плебеев
людьми низшего сорта. В прошлом совершалось множество революций, и они никогда
не приносили результата, в основном потому, что лидеры этих революций
стремились только к тому, чтобы завоевать то же положение и привилегии,
которыми пользовалась отвергаемая ими знать. Единственное, что действительно
изменялось в результате революции, это терминология.
Альтал задумался.
— Бхейд, а кто главный в ордене Коричневой Рясы? —
спросил он.
— Экзарх Алейкон, — ответил ему Бхейд. —
Главный храм Коричневой Рясы раньше находился в Дейке, в Экуэро, но после
падения Деиканской Империи они обосновались в Магу. У них довольно
величественный храм.
— Спасибо, — сказала Двейя, слегка улыбнувшись.
— Что-то я тебя не совсем понимаю, — озадаченно
признался Бхейд.
— Это же мой храм, Бхейд. Коричневые Рясы присвоили его
себе несколько тысяч лет назад.
— Никогда об этом не слышал, — сознался Бхейд.
— Служители Коричневой Рясы не любят в этом
сознаваться. Их почему-то раздражает идея о том, что Богом может быть женщина.
— Крестьянам действительно живется так трудно? —
спросил Халор. — Всегда найдутся недовольные, которые только и знают, что
ворчать, но их недовольство вызвано, как правило, либо жадностью, либо
завистью.
— Вот окно, сержант, — сказала ему Двейя. —
Подойдите и посмотрите сами.
— Пожалуй, я так и сделаю, — ответил Халор. —
Мне нужно знать, с чем же мы столкнулись на деле.
Вид, открывавшийся из южного окна, затуманился и постепенно
стал светлеть, превращаясь в заснеженные поля, возвышавшиеся над серым,
неласковым морем.
— Южный Перкуэйн, — определила Двейя, —
неподалеку от морского порта Эньи.
— Почему там все еще светло, когда у нас уже
темно? — с любопытством спросил Гер.
— Мы находимся ближе к северу, — ответила Двейя.
— Ну и что? — спросил мальчик.
— Альтал может объяснить, — сказала она с легкой
улыбкой.
— Ты не права, Эм, — возразил Альтал. — Я
могу рассказать ему, что происходит каждый год, но почему это происходит, я
пока не знаю.
— Я же давным-давно объясняла это тебе, милый.
— Знаю. Но я все равно не понимаю.
— Ты же говорил мне, что понял.
Он пожал плечами.
— Я соврал. Это легче, чем слушать, как ты объясняешь
по третьему разу.
— Мне стыдно за тебя, — с упреком проговорила она.
