— Лично я бы не стал, — согласился Альтал. —
Вероятно, в Перкуэйне все так же, как и везде. Землевладельцы обманывают
крестьян, торговцы надувают землевладельцев, а мы обводим торговцев вокруг
пальца. Вот почему мы с вами стоим на вершине социальной лестницы.
— Мне такая мысль по душе, — сказал длинноносый
разбойник остальным ворам. — Если рассматривать все с такой точки зрения,
то разве нельзя сказать, что это превращает нас в настоящую элиту?
— Я бы не стал так говорить в присутствии
чужеземцев, — ответил вор-карманник.
— Может ли этот крестьянский мятеж перерасти во что-то
существенное? — спросил Альтал.
— Скорее всего, некоторые роскошные особняки будут
сожжены, а нескольким землевладельцам перережут глотки, — пожав плечами,
ответил разбойник. — Потом начнутся грабежи, но Красные Рясы в конце
концов отберут у крестьян всю добычу в уплату за проповеди. Каждый из живущих
священников считает, что примерно половина всего мирового богатства по праву
принадлежит ему, так что в бедных странах духовенства отыщется не так уж много.
Этот так называемый “крестьянский бунт” не что иное, как мистификация. Своими
проповедями служители Красной Рясы доведут крестьян до безумия, крестьяне будут
бегать вокруг с криками, потрясая лопатами и граблями, и воровать все, что
плохо лежит, а потом Красные Рясы обманом выудят у крестьян все награбленное.
Альтал грустно покачал головой.
— И когда это кончится? — он вздохнул.
Длинноносый разбойник цинично рассмеялся.
— Дворяне поймут, откуда дует ветер, и подкупят этих
новоявленных священников, — предрек он. — И тогда они другие
проповеди запоют. Тут уж не место “социальной справедливости”, в силе будет
“мир и спокойствие”. Лозунги о “законной доле” сменились на лозунг о “воздаянии
на небесах”. Это такое же надувательство, как и всегда, дружище. Потом
священники спокойно, прикрываясь “гражданским долгом”, выдадут властям всех до
единого предводителей восстания, и вскоре все деревья в Перкуэйне будут
украшены раскачивающимися на веревках крестьянами. Революции всегда так
заканчиваются.
— У вас, мой друг, весьма циничный взгляд на
мир, — заметил Альтал.
— Я глубоко заглянул в людские души, —
красноречиво ответил разбойник, — и скажу тебе откровенно, лучше бы я
заглянул в выгребную яму.
— Впрочем, вы заговорили тут об интересной
возможности, — в задумчивости произнес Альтал. — Если бы мы все
надели зеленые рясы или, скажем, синие, а потом вышли и сказали крестьянам, что
мы говорим от лица какого-нибудь нового бога, или, еще лучше, очень старого и
всеми забытого, — мы могли бы сыграть с ними такую же шутку, что и Красные
Рясы. Похоже, на религии можно делать деньги.
— Мне кажется, у меня есть на примете такой бог, какой
тебе нужен, — сказал вор-карманник с широкой улыбкой.
— Да?
— Как насчет Двейи?
При этих словах Альтал чуть не поперхнулся.
— Знаешь, она была богиней Перкуэйна несколько тысяч
лет назад, — объяснил карманник, — и ее храм все еще стоит посреди
Магу — если не считать того, что служители Коричневой Рясы вроде как присвоили
его себе. Если не ошибаюсь, в каком-то дальнем и пыльном углу храма еще стоит
ее статуя. Она бы идеально подошла для твоей задумки.
Длинноносый разбойник от души расхохотался. Затем он принял
позу с поднятой в воздух рукой, как будто для благословения.
— Сбирайтесь, дети мои, — пропел он густым, хорошо
поставленным басом, — и соедините голоса свои в молитве и восхвалении
Божественной Двейи — ныне и присно Богини плодородного Перкуэйна. Молите ее,
братья мои, изгнать неверных и возвратить нашему возлюбленному Перкуэйну славу
былых времен.
— Аминь! — с жаром подхватил вор-карманник и
разразился хохотом.
Выходя из таверны, Альтал весь дрожал.
— Ах вот оно как, — сказала Двейя, когда Альтал
рассказал ей о том, что он узнал в воровском притоне.
— Что такое, дорогая?
— Генд несколько переходит за грань. Жрецы Дэвы в
Неквере носят алые рясы.
— Значит, это крестьянское восстание выходит далеко за
пределы комедии, разыгранной кучкой авантюристов, так? Это попытка обратить
крестьян в веру твоего братца?
— Не исключено, Альтал. Генду не слишком повезло в
обычных войнах. Теперь он пытается смешать социальную революцию с религиозной
враждой.
— Значит, он затевает какую-то странную игру.
— Верно, любовь моя. Правда, не знаю, как он собирается
выдать Дэву за друга народных масс. Если говорить об элементарном высокомерии,
то тут Дэва еще хуже, чем Дейвос. Думаю, нам надо поторопиться со свадьбой
Альброна, чтобы вернуться в Магу раньше, чем весь Перкуэйн будет охвачен
огнем. — Двейя посмотрела на Элиара. — Мы используем двери, чтобы
доставить гостей на свадьбу в замок Альброна.
— Сомневаюсь, что погода будет нам благоприятствовать,
Эмми, — с сомнением произнес Элиар. — Если бы мы проделали весь путь
не через Дом, а по земле, то мы добрались бы до дома моего вождя только в
разгар зимы. Тебе не помешало бы вызвать какой-нибудь буран или вьюгу.
— Лучше не надо. Ледники начинают таять, и я не хочу в
это вмешиваться. Скажи остальным, чтобы время от времени они говорили о
“необычайной погоде” и “очень мягкой зиме”. И все будет шито-крыто.
— А как там Бхейд? — спросил Элиар.
— Все так же, — ответила она. — По-прежнему
предается своему чувству вины.
— Сколько времени, по его мнению, он здесь уже провел?
— Он не знает. Он уже не отличает время реальное от
времени Дома.
— Это какой-то новый термин, Эм, — заметил
Альтал. — Но мне нравится. Да — “время Дома”. Прямо в точку.
— Я рада, что ты одобряешь, милый.
— Ну что ж, вперед, — сказал Альтал Элиару. —
Чем раньше мы женим твоего вождя, тем скорее вернемся в Перкуэйн и начнем
вставлять палки в колеса Генду. — Он улыбнулся. — Это уже становится
моим любимым занятием, — добавил он.
Элиар и Альтал догнали остальных у предгорий Арума, а затем
“домашний герой” незаметно провел их через дверь в коридор, находящийся в
северном крыле Дома.
— У тебя это получается все лучше и лучше,
Элиар, — заметил Халор. — Я заранее знал, что ты собираешься сделать,
но даже тут я не смог бы сказать точно, когда мы переступили через порог этой
двери.
