— Часто, — произнес Жигулин. — Чаще, чем хотелось бы.
Картина в зале ожидания Казанского вокзала полностью совпадала с описанием Верки.
Несколько вокзальных проституток сидели на скамье, а возле пьяного капитана Абросимова — небритого и засаленного, одетого в штатское — канючила с украинским акцентом пьяная мамка.
— Ну, господин майор, ну где я еще возьму… Клиенты… в связи с кризисом… в Инд… Индынезии этой, теперь только рублями платят.
Вера сказала все правильно. Абросимов никуда не уезжал. Будучи в отпуске, он не оставил привычки собирать дань с проституток. Фокус был прост: мент забирал девочек, а мамка их выкупала. И так за ночь повторялось несколько раз.
— Руки! — крикнул Жигулин Абросимову, когда тот попытался сбросить несколько мятых пятисотрублевых купюр.
Мамка от страха завизжала, ее подопечные сбились в кучу.
Оперативники выгнали их на улицу и провели Абросимова в кабинет начальника отделения, куда следом прошли Жигулин и Денис.
Тамошние милиционеры, увидев капитана милиции в таком виде, вытаращили глаза.
— Я в очередном отпуске, — промямлил тот. — Не имеете права…
У него сняли отпечатки пальцев, потом отпечатки сняли с купюр, все это запротоколировали, а деньги оприходовали как вещественное доказательство.
— Понимаете, что вас ждет? — спросил Жигулин у капитана.
Тот посерел, дрожа так, будто у него поднялась температура. И спрятал трясущиеся руки под стол.
— Пишите все, что знаете, — распорядился Жигулин. — И постарайтесь ничего не забыть. Это в ваших же интересах. Подробно, у кого и в каких суммах вы получали деньги. И о своей племяннице Трошиной со всеми подробностями. А также кому она или вы передавали секретную информацию ГУВД и МВД. Не завидую вам, если хоть что-то пропустите из того, что знаете.
Абросимов, кажется, был готов хлопнуться в обморок.
— Пусть еще кое-что упомянет, — сказал Денис, с омерзением глядя на капитана. — Кому он сообщил про мой визит в отделение на Павелецком? Смотри мне в глаза, сука позорная! Бурде? Я прав, Бурде?
Жигулин не без труда оттащил Дениса от Абросимова. Тот с ужасом таращился на Грязнова. Сбитый с толку, он, казалось, совсем не понимал, о чем должен написать в первую очередь в своем объяснении.
— Ладно, не давите, у него сейчас крыша поедет, — вмешался один из инспекторов.
— Да пошел он… — махнул рукой Денис, закуривая.
— А почему вы так разговариваете со мной? — вдруг побагровел Абросимов, приподнимаясь с места. — Я вам кто? Преступник?
— Ты еще адвоката потребуй, — хмыкнул оперативник. — Пиши! Не накручивай себе срок, он и так большой.
— И почему здесь курите? — захрипел Абросимов, теперь уже синея и стараясь сдвинуть галстук, чтобы расстегнуть сорочку. — Мне врача… Вызовите врача!
Он тяжело опустился на стул, потом едва не завалился на бок — и завалился бы, если бы его не подхватил сотрудник отделения.
— Только этого не хватало, — озабоченно произнес Денис. — Наверное, сердце. Он же ничего не успеет сказать!
— Вызовите немедленно «скорую»! — дал команду оперативникам Виктор Петрович.
— Да, похоже, пора принимать свои меры, — сказал Денис. — Извините… — И отодвинул в сторону Жигулина.
Денис яростно боролся за жизнь капитана Абросимова, делая ему искусственное дыхание рот в рот, массируя его потную, волосатую грудь. Инспекторы тем временем рылись по карманам задержанного и по ящикам стола в поисках сердечных лекарств. Когда наконец приехала «скорая», врачи зафиксировали инфаркт миокарда.
— Черт знает что, — проговорил Денис виноватым голосом, когда «скорая» увезла капитана. — Сам не пойму, что на меня нашло. Вспомнил вдруг, что они похитили Иру… А если помрет?
— Врачи сказали, ты его спас… — хмыкнул Жигулин.
— Где тогда взять доказательства, если помрет?
— Это уже не твое дело, — ответил Жигулин. — И он тебе не родной. Ладно. Самолет завтра рано, быстро домой, чтоб успеть выспаться и собраться.
30
Потап не находил себе места, мечась по однокомнатной квартире, которую снимал Слон. Они вдвоем старались разобраться, кто бы мог подменить авторучку, подсунув миниатюрный передатчик.
Слон молча наблюдал за его мельтешением, в душе испытывая некоторое, сродни злорадству, торжество.
— Она, только она, Полина твоя. Только эта шалава и могла такое заделать! — говорил он в который раз. — Ты у нее жил, ты с ней спал, где еще мог оставлять свой клифт без пригляда? Только там, у нее. Сам подумай, вспомни, где еще тебе могли подменить самописку?
— Да погоди ты, — остановил этот поток слов Потап. — На кого она работает, раз ты все знаешь?
— Да ты сам-то въехай! Если Соломин подложил свою бабу к тебе в постель — думаешь, он просто так тебе ее отдал? А когда дело было сделано, подсунул ее Голованову. Соображаешь?
Потап задумался, снова заходил по комнате, потом замер.
— Она что, совсем дура? — сощурился он. — Не понимала, что ли, что, кроме нее, мне больше не на кого подумать? И ведь знала, что за такие дела я ее наизнанку выверну и на крюк повешу!
Потап сел на стул лицом к спинке, не спуская взгляда со своего контрразведчика.
— Нет, что-то у тебя с ней не вяжется, — пробормотал он. — Ты тоже мог. Мог вполне. Чтоб на нее свалить. Потому ты и заметил подмену, когда тебе это надобилось! Никто ничего, один ты заметил, когда услыхал, что я без нее, без Полины, никуда. Для этого ты и выследил Голована, чтоб меня с ней рассорить. Так?
— Да ты что, Саш… — разинул рот Слон.
— Мешает она вам? «Нас на бабу променял». Думаешь, я не в курсе, думаешь, не слышал? Ты знал, что в этой самописке. Это твой кагэбэшник ее дал, а ты мне ее и подсунул, козел позорный! И потом меня к нему сводил, чтоб он подтвердил! Признавайся, сука, по-хорошему!
Слон побледнел, привстал с места.
— Саш… Ты чего балаболишь? Ты это о ком говоришь? Я, я подменил?
— Ладно, — понизил голос Потап. — Если этот твой Кирилл Афанасьевич не подговоренный, то вспомни, что он сказал? Когда эта батарейка сдохла? Когда я у Полины еще жил, верно? Ну? Ну вспомни, сколько времени прошло? — Он снова перешел почти на крик. — Да она запросто могла раз десять поменять эту батарейку! Когда ухожу, сплю, сижу в сортире…
— Не знаю, — промямлил Слон. — Могла, наверно.
— А вот ты не мог, — упер в него палец Потап. — Подменить ручку была возможность, а менять батарейки… И знаешь, когда ты это провернул?? — Потап хлопнул себя по колену, покрутил головой, потом свирепо взглянул на Слона. — Напомнить? Как сейчас вижу… Пиво я пил с Головановым, где всегда, помнишь, жара была? Пиджак оставил в тачке, а ты там торчал! И потом батарейки сели! Как раз через неделю, на сколько они рассчитаны. Значит, ты, только ты, мог это сделать… Ты на кого пашешь, сучара? Мы ж с тобой корешились, как никто… И ты меня заложил? Кому? Урюку? Он тебе что обещал?
