Паша, нагнувшись, принял на плечо тяжеленный мешок.
— Бумага, — объяснил он, — она всегда тяжелая. Вот школьные учебники, к примеру…
Тяжело ступая по битому бетону, он направился по коридору.
Навстречу ему пробежал перепуганный Колька:
— Пузырь, надо когти рвать! Я машину подогнал… А там хозяева легковушек в окна пялятся, смотрят, почему их машины визжали. С минуты на минуту менты нагрянут!
— Давай грузи мешок! — Пузырь сунул ему в руки пачки денег. — Бери с этой полки! Только с этой! А потом отсюда! Ты меня понял?
— Ага, — кивнул Колька, не сводя глаз с тела Филимона. — Я его не брошу! Я его на себе поволоку!
— Без тебя справимся! — Пузырь наклонился над Филимоном и прислушался. — А он вроде бы и… живой! Кажется, дышит. Или мне показалось?
— Живой? — обрадовался Колька и стремительно смахнул в мешок все подряд, потом со следующей полки, потом со следующей. — Хватит? — обернулся он на Пузыря.
— Тащи в машину, и возвращайтесь оба. Будем Филимона вытаскивать!
Тощий Колька попытался самостоятельно взвалить мешок на плечи, но это у него не получилось. Попробовал тащить волоком — медленно и шумно.
Наконец Пузырь подошел и поднял мешок ему на спину. Покачиваясь, Колька заспешил к машине.
Пузырь устало поднялся, взял вазочку, цветочки из нее выкинул, а воду отпил большими глотками. Поглядел на мертвецкое лицо Филимона и плеснул ему в глаза!
— И этот еще! Друг называется! Такое устроил… В самый важный момент, — чуть не заплакал от обиды Пузырь. — Моя самая большая улика! Как нам его теперь тащить? Тут трактор нужен. А потом… В его конторе… Хватятся. Домкрата нет. Заявят. В МУРе все моментально просчитают. Как ни крути, а жить нам осталось мало. Это уж точно. — От злости и досады он с силой ударил Филимона носком ботинка в бок. — Надо было тощенького брать…
От удара живот Филимона заколыхался, как студень.
И мертвый Филимон неожиданно протяжно застонал.
— Поднимайся! — обрадовался Пузырь и стал тащить его за руки.
— Не трогай меня, — простонал Филимон. — Я умираю…
— Только тут не умирай! — в голос взмолился Пузырь. — Тут нельзя! Надо хотя бы домой добраться. Филька, вставай! Мы тебя тут оставить не можем! И дотащить не можем! Вставай!
Рассыпая с себя комья битого цемента, Филимон с трудом сел, потряс головой.
— Это мое последнее дело, — решил он. — Завязываю! Для здоровья это не… Не очень…
Когда он с трудом поднялся и, опираясь на Пузыря, вышел в коридор, им навстречу выскочили Колька с дядей Пашей.
— Ну ничего себе! — поразился Паша и развернулся бежать обратно. — Я в машину! Давайте скорее! Вот уж повезло так повезло! А то бы мы тут животики подорвали…
У Пузыря молнией сверкнуло — сейчас машину угонит! А они тут…
Зато Колькиной радости не было предела! Он радовался, как щенок!
— Я все сделал, как надо? — бормотал еще до конца не очухавшийся Филимон. — А ты, Колька, почему еще живой?
— Живой, Филя! Я тоже живой! — радовался Колька, взваливая себе на плечи тяжелую руку двоюродного брата.
— А почему, я спрашиваю, почему? — Филя поглядел на Пузыря, а тот лишь пожал плечами.
Ему стало теперь ясно, что убивать Кольку сейчас невыгодно. Уж так сложились обстоятельства. Повезло этому пацану. Придется отложить на следующий раз. А может быть, стоит Пузырю вызвать своих пацанов с юга на краткосрочную побывку?
— Но это потом, если доживем, — невнятно бормотал себе под нос Пузырь.
— Почему Колька до сих пор живой? — удивлялся контуженный Филимон. — Мы сейчас где? Нас уже повязали? Или мы все умерли?
— Пока нет, — успокаивал его Пузырь. — Живы и на свободе. Пытаемся унести ноги…
— Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, — причитал всхлипывающий Колька. — Типун тебе на язык. Ты, Пузырь, полегче языком-то болтай… В такое горячее время! Сердце так и обмирает.
— Тогда давай я тебя придушу? — предложил Кольке брат Филя. — Раз сердце все равно обмирает.
— Ну и шуточки. А что? Давай, — наивно засмеялся Колька, — только дома! Тут ступай осторожно, Филя, тут порога нет! Это ты дверь выломал!
Под ногами скрипели мелкие осколки бетона.
— А где мой домкрат? — заволновался Филимон, оказавшись во дворе.
Ночное небо над головой, большие сверкающие звезды.
Из темноты на них выехал сверкающий джип «рейнджровер», дверцы будто сами собой распахнулись.
— Колька, — приказал Пузырь, — гони обратно за домкратом. Быстро! Мы тебя ждем!
Колька помчался вверх по лестнице.
— Мы его тут грохнем? — спросил Филя, залезая на заднее сиденье. — Или ты его в кабинете пристрелишь?
— Это вы о ком? — обернулся на пассажиров Паша с водительского места.
— У Филимона тяжелая контузия, — буркнул Пузырь, — по башке. Если судить по его болтовне. Но… Вообще-то я его не осматривал, может быть, и пулевые ранения есть. Он же бредит. Кольку хочет задушить.
— Это не я! Это ты! Ты хочешь его задушить! — заволновался Филя, норовя открыть дверь. — Все хотят его убить… Потому что он… Он сам… Сам виноват… Всех подряд!
Из разрушенного дверного проема выскочил всклокоченный Колька с домкратом наперевес.
Паша газанул, машина дернулась ему навстречу! Колька едва увернулся от бампера и уже на ходу заскочил в кабину на заднее сиденье — рядом с Филимоном.
— Ты от меня ни на шаг, — теряя контроль над сознанием, прошептал Филимон, прижимая брата к обширной груди. — Запомни! Ни на шаг. И будь осторожен.
— Приготовься! — мрачным голосом сказал Пузырь, обращаясь к Паше. — Сейчас слетятся!
Мотор взревел всеми сотнями своих лошадиных сил! Джип, сжигая резину, рванул с места, как ракета!
В мгновение они были уже на набережной, пролетели под мостом, что тянется на Пролетарку, снова понеслись по узкой набережной, скрипучий крутой поворот, выскочили на проспект, поворот направо…
— Куда мы едем? — спросил Пузырь. — Разве мы так договаривались? Ты куда правишь?
— На волю! — пояснил Паша. — Побыстрее бы за городом оказаться, пока они не объявили перехват. За кольцо выскочим, там разберемся.
Глава девятая
В это приятное субботнее утро Денис Грязнов находился дома. Он было надеялся хорошо отоспаться, посидеть, вытянув ноги перед телевизором, наесться при этом от пуза — короче, провести мирный холостяцкий денек, притом с пивцом, — Люда, не одобрявшая подобного времяпрепровождения, на пару дней уехала к родственникам, то ли дела какие у нее там были, то ли обиделась на что — Денис не очень понял, но в подробности вдаваться не стал. Себе дороже. Все равно вернется, куда денется, думал он, для собственного успокоения озирая оставленные Людой в его доме вещи — хорошие вещи, почти все, что у нее есть приличного из одежды, да еще и книги. Так или иначе, вернется… В глубине души Грязнов, конечно, понимал, что никакие вещи в случае чего не смогут удержать человека, тем более такого человека, как Люда, но все-таки с ними было спокойнее. Они как бы давали гарантию еще одной встречи.
