— Хорошо, а вот тридцать первого июля не знаете чем он занимался, с кем встречался, во сколько ушел с работы, с кем ушел, куда?..
— Ну… — Лидочка смешно наморщила носик, вспоминая. — Днем его не было. Утром тоже не было… Точно, он забежал около шести вечера.
— Значит, он на работе с восьми до пяти не сидит?
— Какой там! Он вообще иногда неделями не появляется, а его пассии целыми днями обрывают телефон. Сколько раз ему говорили: не давай рабочий телефон кому попало, а он продолжает. Говорит, что, когда он работает, его нельзя отрывать, поэтому номер мобильного держит в секрете.
— Он пользуется бешеной популярностью у женщин? — недоверчиво поинтересовался Николай, еще раз взглянув на фотографию.
— Женщины любят ушами. — Лидочка вдруг погрустнела. Очевидно, и она когда-то таяла от чар Эренбурга, отметил про себя Николай. Во всяком случае, говорила она с явным знанием дела. Но что самое интересное, без какой-либо обиды или осуждения.
— И что, дамы из-за него не дрались? Ему самому глаза не выцарапывали?
— Не-а, — снова улыбнулась секретарша, — я же говорю, он профессионал.
— Ладно, — удовлетворился Николай, — значит, он забежал часов в шесть и?..
— Взял какие-то бумаги, сказал, что через пару дней закончит и материал будет просто бомба, спросил, кто ему звонил, и испарился.
— А кто ему звонил?
— Сейчас, у меня, кажется, сохранился тот листок… — Лидочка порылась в ящике стола и протянула Николаю список:
«Наташа — передать, что звонила
Александра — созвониться и перенести встречу на воскресенье
Ирина —
Кира — как договорились
Анна Львовна — перезвонить!
Тамара —
Лера —
Ирина — перезвонит завтра в 9 утра
Альбина — сегодня ничего не получится
Ирина — перезвонит завтра, но в 10».
Рядом с Анной Львовной и Альбиной стояли жирные черные точки.
— Это что означает? — поинтересовался Николай.
— Это Костя. У него привычка такая, помечать важное. Короче, остальных он просто проигнорировал или отложил на потом, а Анне Львовне и Альбине, наверное, собирался перезвонить.
— И кто они такие, вы не знаете?
— Анну Львовну знаю, это его дальняя родственница, троюродная тетка, кажется, Костя живет в ее квартире на проспекте Мира. У Анны Львовны дом под Москвой, и она почти все время проводит за городом. А кто такая Альбина — не в курсе. Может, она ему по делу звонила, а может — очередная интеллектуалка, которая не клюнула с первого раза на его ухаживания. Он таких выделял в отдельную группу. Остальные ему надоедали после первой же встречи, а с этими иногда даже по полгода встречался. Говорил, умная женщина — раритет, на нее никаких усилий не жалко.
— Я возьму список? — попросил Николай.
— Да ради бога, мне он без надобности.
— Лидочка, вы ведь Константина хорошо знали, были у него какие-нибудь привычки? Например, он каждый вечер покупал газету в одном и том же киоске или цветы у одной и той же бабушки, или ужинал в одном и том же кафе, или ходил в шахматы играть к соседу?..
— Костя? В шахматы? — прыснула секретарша.
— Ну не в шахматы, в карты — неважно. Я должен откуда-то начать — выяснить, что он делал в тот вечер, с кем встречался, почему оказался с пробитой головой около Курского вокзала.
— Ну… кажется, он любил пропустить стаканчик в баре, где-то совсем рядом с домом, он что-то такое говорил, кажется, а еще зимой он по вечерам гуляет с таксой Анны Львовны, но сейчас такса вместе с хозяйкой за городом, а еще у него бессонница…
— А деньги он носил с собой? Крупные суммы? Или пользовался пластиковыми карточками?
Лидочка задумалась:
— Я точно не знаю, но, думаю, несколько сотен долларов у него с собой могло быть — ему же приходилось платить за информацию.
— Хорошо, опишите мне, пожалуйста, во что он был одет в тот вечер?
— Одет? А, ну да… В бледно-зеленые джинсы «Кельвин Кляйн», такого же цвета кроссовки «Рибок», чуть более темную зеленую футболку, тоже «Кельвин Кляйн», совсем светлый, но опять зеленоватый пиджак, спортивного такого покроя… «Бенетон», кажется. Потом портфель у него был…
— Да-да, о портфеле особенно подробно.
— Портфель… — Лидочка уставилась в потолок, вспоминая. — Да. Кожаный, вместительный: несколько папок влезает и еще место останется. Черного цвета, потертый немножко — Костя с ним второй год таскается. С двумя ручками: обычной и длинной. Две застежки, серебристые такие, металлические. Между застежками выдавленное клеймо «Anchelotti Ltd.» и что-то еще под этим совсем малюсенькими буквочками.
— А что было в портфеле?
— Ну не знаю… Наверняка камера «Никон», Костя ее всегда с собой таскал, хотя радиожурналисту она ни к чему. Потом электронная записная книжка, я видела несколько раз, как он доставал ее из портфеля. Блокноты, ручки, визитки, не знаю… может, шоколадки какие-нибудь — он любил всякие батончики грызть, фляжка с коньяком…
— А деньги, ключи, документы, мобильник, пейджер?..
— Бумажник он носил в кармане, документы тоже, а ключи — вроде бы на цепочке: такая длинная, с карабином, к шлевке на брюках пристегивается, и — в карман, но ключи пропали тоже, мы потом стол и сейф в его кабинете запасными открывали, когда искали материалы по ученым… Телефон тоже на ремне висел, на брючном, а пейджером Костя не пользовался.
— Автомобиль у него имеется?
— Не знаю, нет, наверное. Обычно он ездит на такси.
— Скажите, а напарник у Эренбурга есть… или помощник? Кто-то же ему помогает?..
— Да, в том-то и дело, что нет. Волк-одиночка. Ну иногда, конечно, попросит помощи по мелочам, но такой скрытный — никогда никому не показывал неоконченных репортажей и никогда не отчитывается, куда идет и с кем разговаривать собирается. Он, понимаете, такой опытный и такой профессионал, что никто и не возражал, даже начальство.
— А может, ему кто-то угрожал или он обмолвился, что спровоцировал скандал какой-нибудь?
— Нет, он никогда об этом не говорил. Он вообще о таких вещах не говорил. Поэтому если даже и угрожали, то теперь этого не узнать, пока он в себя не придет.
— Ну спасибо вам, Лидочка, — поблагодарил Николай. — На первый раз, я думаю, достаточно. Но я еще загляну.
— Буду ждать… — смущенно улыбнулась секретарша.
Ирина Сибирякова
Ирина не могла отделаться от мысли, что Кропоткин умер из-за ее неопытности. Когда-то один преподаватель в институте еще на первом курсе сказал почти то же самое, что Лидия Федоровна: мы не можем помочь всем. Смерть пациента — это, к сожалению, нормальное явление. И если совесть твоя чиста, если ты сделал все, что мог, то нужно забыть и продолжать работать. Но врачи тоже люди, и поэтому первый труп запоминают, как правило, на всю жизнь.
