Далее, в две тысячи втором году…
Восьмого февраля — завкафедрой микробиологии Российского государственного медицинского университета Валерий Коршунов.
Восемнадцатого августа — в Красноярске пропал без вести химик Сергей Бахвалов, разработавший метод утилизации «Курска». Его обезображенное тело было найдено за городом через несколько дней.
Девятнадцатого ноября — профессор Российского государственного медицинского университета Борис Святский.
И в две тысячи третьем…
Двадцать седьмого февраля — генеральный директор Международного центра по ядерной безопасности Министерства атомной энергетики Сергей Бугаенко…»
— А остальные? — не удержался Филя Агеев. — Их же там человек пятнадцать. — Ща! — кивнул Макс. — Дальше как раз об этом.
«Те из вас, кто внимательно следит за печальными событиями в России, могут меня упрекнуть, что приведенный список далеко не полон. Согласен. Мы не претендуем на сомнительную честь связать всех до единого погибших и пострадавших одной веревочкой. Были в этом ряду нападений и убийств действительно случайные люди. И в наш скорбный мартиролог сознательно не включены погибшая двадцать восьмого марта две тысячи второго года Наталья Лильина, забитый бейсбольными битами тридцатого августа того же года первый проректор Всероссийской государственной налоговой академии МНС России Эльдар Мамедов, застреленный двадцать пятого сентября преподаватель Дальневосточного государственного университета Сергей Мельник и расстрелянный в своей машине двадцать второго января года нынешнего проректор Московской академии тонкой химической промышленности, доктор химических наук Виктор Французов. Не станем мы в этом репортаже обсуждать и нападения на историка Сергея Карпова, директора института „Восток — Запад“ Юрия Зворыгина и юриста Алексея Исполинова, хотя они также пострадали и также являлись людьми науки.
Внимательный слушатель уже сообразил, что наш перечень включает только представителей естественнонаучных дисциплин. Более того, без преувеличения можно сказать, что все ученые в нашем списке — это Ученые с большой буквы, гибель которых действительно явилась тяжелейшей утратой для российской науки.
Я утверждаю, и не без достаточных на то оснований, что в России ведется четко спланированное уничтожение научной элиты; что как минимум десять убийств совершены одной и той же преступной группой; что убийства, о которых говорят и пишут, лишь малая надводная часть айсберга; что на самом деле список погибших должен быть значительно расширен…»
— Во загнул! — восхитился Щербак.
— Да помолчите же! — рявкнул Денис. — Читай, Макс.
— Читаю.
«И вот продолжение списка: академик Иван Копылов — физик, погиб в автомобильной катастрофе двадцать седьмого февраля две тысячи второго года; профессор Сергей Цемлянский — кибернетик, скоропостижно скончался от инфаркта четвертого апреля две тысячи второго года; профессор Иннокентий Новицкий — физик, погиб во время взрыва в лаборатории девятнадцатого мая две тысячи второго года; профессор Константин Демитрян — химик, скоропостижно скончался от обширного кровоизлияния в мозг третьего июля две тысячи второго года; академик Александр Зарубин — медик, скоропостижно скончался в результате острого отравления лекарственными препаратами группы барбитуратов второго сентября две тысячи второго года (предположительно самоубийство); профессор Святослав Левкоев — физик, погиб в автомобильной катастрофе седьмого января две тысячи третьего года; профессор Александр Арамеев — химик, убит случайным выстрелом на охоте тридцатого марта две тысячи третьего года, убийца не установлен; профессор Леонид Качинцев — кибернетик, погиб во время пожара на собственной даче четырнадцатого июня две тысячи третьего года.
Преступная группа, выполняющая заказы на устранение ученых, крайне изобретательна и действует не только посредством пистолетов или бейсбольных бит. В ее арсенале автомобильные и авиакатастрофы, пожары, спровоцированные инфаркты и гипертонические кризы, отравления и лжесамоубийства. Не стоит искать в действиях убийц системы по «модусу операнди», но необходимо задуматься над мотивом. Мотивом, который железно цементирует все вместе смерти из нашего списка и каждую из них в отдельности.
Кому выгодно обескровливание российской науки?
Кто согласен платить за убийства? Ведь организация и проведение такого количества «ликвидаций» стоит денег, и немалых?
Почему мишенями убийц стали не гуманитарии, а представители фундаментальных отраслей науки?
Поскольку Генпрокуратура РФ молчит, обеспокоенные россияне довольствуются результатами альтернативных по преимуществу журналистских расследований. В последнее время в прессе были высказаны четыре яркие версии: в Москве действует группа студентов-маньяков; ученых истребляют международные террористы, и в ряде убийств даже обнаружен след «Аль-Кайеды»; убийства организованы сектой сатанистов; за убийствами стоят представители иностранных спецслужб.
Еще раз повторю: радио «Свобода» не претендует на истину в последней инстанции, и все-таки…»
— Это все. — Макс отложил записи.
— Конечно! На самом интересном месте! — возмутился Филя Агеев.
— А может, там листы были вырваны? — предположил Сева. — И самое интересное кто-то уничтожил?
— Не вырваны, — ответил Макс. — Блокнот клееный, было бы заметно, если бы вырвали. Репортаж Эренбург, скорее всего, просто не дописал. Но тут есть еще кое-что. Вот смотрите.
Макс выложил на стол листок. В верхней половине был список, в нижней — схема с фамилиями и стрелками. Сыщики все дружно нависли над столом.
— Видите, список тот же, что и в статье: «Академик Копылов, профессор Цемлянский, профессор Новицкий, профессор Демитрян, академик Зарубин, профессор Левкоев, профессор Арамеев, профессор Качинцев», но дальше еще одна фамилия — «Профессор Н. Кропоткин». Она подчеркнута, и куча восклицательных знаков рядом. Пока вы тут собирались, я проверил, есть такой, вернее, был. Кропоткин Николай Николаевич, физик, крутой мужик — член и почетный член десятка иностранных физических академий, куча монографий и все такое. Умер в субботу от инфаркта.
— В субботу? — переспросил Денис.
— В субботу, второго августа сего года. Вчера появились некрологи.
— А Эренбург с вечера четверга без сознания. Значит, знать о смерти Кропоткина он не мог, тем более не мог внести его фамилию в список погибших, поскольку портфель и блокнот уже находились у пенсионера Иванова. Макс, а много профессоров Н. Кропоткиных вообще?
— Я нашел двоих. Еще один тоже Николай, но Михайлович — лингвист, завкафедрой восточных языков в каком-то, не помню, университете в Екатеринбурге. Тот жив-здоров.
— Нет, лингвист Эренбурга не заинтересовал бы…
— Э, мужики! — перебил Сева. — Это получается, что наш гигант пива и секса предсказал смерть этого Кропоткина?
— Убийство, Сева, — поправил Макс. — Он внес его в список убитых.