Особенно поразила Николая характеристика, которую Альбина дала Эренбургу:
— Он серьезный, мудрый, очень основательный и, безусловно, невероятно талантливый человек.
У нее было всего полчаса свободного времени, и идти куда-либо Альбина отказалась наотрез, поэтому беседовали прямо на улице, у входа в телецентр, — даже присесть некуда.
Николай стремительно объяснил, кто он такой и почему интересуется Эренбургом. Она так же стремительно удивилась и возмутилась:
— А почему не милиция? Да, конечно, наша милиция…
— Вы звонили Константину тридцать первого июля, просили передать «сегодня не получится». Он собирался вам перезвонить. Перезвонил?
— Тридцать первого?
— Да. В день, когда его избили.
— Действительно. Нет, он не перезвонил. Он действительно приглашал меня на ужин, но у меня изменились обстоятельства.
— А давно вы знакомы?
— Нет. Около месяца.
— Могу я задать нескромный вопрос? В каких вы были отношениях?
Она не смутилась и не задумалась ни на секунду:
— В дружеских. Если можно считать дружбой не многолетний эпос, а короткое знакомство. Вы намекаете на интимную близость? Вынуждена вас разочаровать.
— Я ни на что не намекаю, — хмыкнул Николай. — Но ситуация вот какая: мы проверяем все возможности, в том числе и тот вариант, что на Константина напали не случайно и не с целью ограбления…
— А с какой целью?
— Журналист — опасная профессия, их гибнет не меньше, чем милиционеров или пожарников… — отговорился Николай, естественно не собираясь распространяться о рабочих версиях.
Она это сразу поняла (интеллектуалка все-таки) и допытываться не стала:
— Таким образом, вас интересует, были ли мы с Константином настолько близки, что он делился со мной своими идеями, планами, трудностями и переживаниями? Нет. Не думаю. Но с другой стороны, Константин вообще ни с кем не делился сугубо личным.
— Это точно? — усомнился Николай. — Так уж и ни с кем?
Альбина не стала отстаивать свою точку зрения. Сомнения Николая она просто проигнорировала: не веришь — поди проверь, короче.
— Мы познакомились совершенно случайно. Сходство наших профессий не сыграло здесь никакой роли. В очереди к дантисту внезапно оказались рядом, разговорились, оказалось, что нам есть о чем поговорить.
О чем же, хотел спросить Николай, но промолчал: захочет — сама расскажет, а не захочет, так спрашивай не спрашивай — все одно.
— Мы обменялись телефонами, потом еще несколько раз встречались. У нас возник один спор…
— О чем? — все-таки не удержался Щербак.
— Это не имеет отношения к делу, — тут же отшила его Альбина. — Я всего лишь пытаюсь вам сказать, что нам с Константином обоим улыбнулась редкая удача: встретить человека, с которым интересно общаться.
— Он рассказывал хоть что-то о себе, знакомил с друзьями?..
— Целенаправленно не рассказывал, но что-то, конечно, проскакивало. О работе на Балканах, в Чечне, о том, что когда-то был стрингером, участвовал в боевых действиях. Но мы больше обсуждали общечеловеческие проблемы, говорили об искусстве, Константин лишь изредка приводил примеры из жизни. Возможно, причесанные и приукрашенные, но яркие и убедительные.
— Понятно, — вздохнул Николай. Альбина его, мягко говоря, нервировала, но надо отдать ей должное: болтать она умеет знатно. Вроде и говорит по делу, и на вопросы отвечать не отказывается, а по сути ничего же не сказала, блин! — Значит, о себе он не рассказывал, о своей работе не говорил, о том, над чем сейчас работает, тем более не упоминал, так?
— Совершенно верно.
— Ну а настроение?.. В последнее время вы ничего такого не замечали? Может, он был подавлен или, наоборот, лихорадочно весел или озирался без причины, вздрагивал от разных шорохов?
— Нет. Если что-то его и тревожило — это оставалось за бортом. Никакие посторонние мысли во время наших встреч его не отвлекали.
— А откуда вы узнали о том, что он в больнице?
— Из криминальной хроники. Там не назвали имени, но я поняла, что речь идет о Константине.
— Ну спасибо. — Николай вручил Альбине свою визитку. — Вспомните вдруг еще что-нибудь, позвоните.
— Конечно. — Она сунула визитку в сумочку, даже не взглянув на нее. — Скажите, с Константином на самом деле все будет в порядке?
— Не знаю. Врачи говорят: состояние тяжелое, но стабильное. Все, дескать, зависит от него, а здоровье у Константина не особо крепкое…
— Вы намекаете на то, что он пьет?!
Слава богу! Хоть какая-то эмоция, обрадовался Николай. А то холодная как рыба, скользкая.
— Я не намекаю. Константин на самом деле любит это дело. И когда ему проломили голову, он тоже был пьян. Правда, возможно, это спасло ему жизнь…
— Для людей творческих алкоголь иногда единственная отдушина, — пожала плечами Альбина, поглядывая на часы. — Извините, мне пора.
— Позвоните, если вдруг что-то вспомните, — напомнил Николай.
Сыщики
К возвращению Николая Макс как раз успел закончить расшифровку каракулей Эренбурга. Первые три страницы блокнота занимал черновик того самого сенсационного репортажа. Сева Голованов, Филя Агеев и Демидыч тоже подтянулись послушать. Макс зачитал вслух то, что получилось:
…
«Горе от большого ума
Тринадцать раз на протяжении последних полутора лет в российских новостях звучали некрологи в память о погибших деятелях науки. Тринадцать российских ученых были убиты в подъездах и на подходе к дому. Судя по сообщениям в СМИ, на сотрудников крупных российских НИИ и вузов в последнее время нападают гораздо чаще, чем на бизнесменов или представителей криминальных группировок. Такое впечатление, что преподавательская и научная деятельность стала в России самым опасным родом занятий.
Истинные мотивы преступлений до сих пор не установлены. Следственные работники гордо надувают щеки и туманно намекают на перспективные версии, но на самом деле давно махнули на расследование рукой и списали убийства в разряд нераскрываемых.
Проведя собственное журналистское расследование, радио «Свобода» выдвигает свою версию. Я Константин Эренбург, и я попытаюсь рассказать вам, друзья, что же происходит на самом деле…»
— Популист! — хмыкнул Сева.
— Демагог, — согласился Щербак.
— Могу зачитать только суть, — предложил Макс.
— Читай все подряд, — отрезал Денис. — А вы помолчите. Все комментарии потом.
«Официально счет убийствам ведется с гибели директора Санкт-Петербургского НИИ электромашиностроения Игоря Глебова. Это случилось четвертого января две тысячи второго года. Убийцы настигли профессора возле дверей лифта в подъезде его дома. Он был жестоко избит и через несколько дней скончался. Убийцы не найдены.
