Конечно, Грязнов завтра снова наденет куртку и, возможно, перескажет кому-то этот разговор, успокаивал себя Григорий. Но спокойнее как-то не становилось, и всему виной конечно же был не модник-Грязнов, меняющий костюмы по три раза на дню, а Семен Семеныч.
Григорий не стал торчать у гостиницы, раз это все равно было бесполезно. Он поехал домой спать. Перед разговором с бывшим шефом нужно было как следует выспаться. Но всю ночь он провалялся без сна, тупо глядя в темный потолок и стараясь избавиться от мрачных мыслей. Не получалось.
Он понимал, что все это время его берегли для какого-то дела. Он понимал, что дело это, возможно, для него последнее. На такие дела обычно не посылают действующих агентов — их потеря обойдется для ФСБ слишком дорого. На такие дела посылают списанных людей, между собой их называют камикадзе. Все они существуют для своего единственного, последнего дела. Этого дела может не оказаться, но всю оставшуюся жизнь бывшие фээсбэшники живут в его ожидании. Для Шаранина это дело нашлось.
ДЕНИС ГРЯЗНОВ
Утром Дениса ждала на столе стопка распечатанных на принтере листов.
«Любимая!»
Прочел он на первой страничке.
«Прости, что не смог сказать этого вслух. От близости с тобой я забываю все слова. Но я должен, я хочу объясниться. Поэтому пишу.
До сегодняшнего утра ты была для меня всего лишь светлым образом, иконой, которую я мог изредка видеть и молиться ей. Был один шанс на миллион, что ты заметишь меня. Я ждал только взгляда, улыбки. Ждал как манны небесной. Я испытывал волнение при одной мысли о тебе. Желание видеть тебя переросло в потребность, навязчивую идею. Ты свела меня с ума. Я погибал и готов был погибнуть.
Но ты спасла меня. Ты подарила мне целый мир. Новый мир. Я погрузился в него как в омут, и обратной дороги уже нет.
Ты ничего не обещала, но луч надежды… Яркий лучик надежды сияет, и я готов идти вслед за ним хоть на край Земли. Я убеждаю себя: завтра ты станешь моей навсегда.
Родион».
Денис выглянул из кабинета:
— Макс, что это за бредятину ты мне подсунул?
— Э-о э-э э-а-и-на! — донеслось в ответ, а через секунду в проеме двери возник великий хакер с набитым ртом. Он наконец прожевал и повторил уже более внятно. — Это не бредятина, это я расковырял компьютер твоей Коротаевой.
— И?
— Это письма.
— Ей?
— Точно.
— От кого?
— А вот этим я сейчас занимаюсь. И если бы ты меня не отрывал, — он засунул в рот остатки бутерброда. — То я ы у-э в-ы-я-ы.
— Закончишь, зайди, ладно? А я пока еще почитаю. — Денис выдернул наугад лист из стопки. Кто бы мог подумать, что в наше время кто-то еще пишет любовные письма. Телефона у этого Родиона, что ли, нет?
«Только что от скуки открыл сборник афоризмов. Представляешь, некоторые умники тщатся рассуждать о чувствах, пользуясь терминами мат. анализа. Например: «Количество нежности, излучаемой и поглощаемой каждодневно, имеет предел». Как тебе? По-моему, редкая чушь. А автор, наверное, написал и гордился собой всю оставшуюся жизнь, полагая, что контрастом между точностью выражений и совершенно алогичной природой чувств породит в ком-то волнение и восхищенный трепет.
Конечно, напиши он: «Любовь когда-нибудь вас обязательно утомит», и это сочли бы в лучшем случае банальностью, а в худшем самого этого умника удостоили бы звания параноика. Только невообразимый глупец станет кликать беду на собственную голову, только параноик станет собственными руками приближать конец всего самого лучшего, что (наверняка случайно) произошло в его жизни.
Тебя я буду любить всегда, и никто! Слышишь, никто не заставит меня пресытиться. Я буду упиваться восторгом любви как в первый день всю свою жизнь. Всегда. И никогда не устану повторять: «Ты единственная!» И тебе, я совершенно точно знаю, никогда не надоест слышать это. А когда в русском языке не останется больше неизбитых слов, я буду говорить тебе это по-французски, по-итальянски, на хинди или эскимосском наречии. И бесконечная вереница дней пролетит как одно мгновение, потому что мы счастливы».
Вот идиот! Неужели это тот самый новый возлюбленный? Денис проверил даты на посланиях. Действительно, переписка началась чуть больше двух месяцев назад. И продолжалась?.. А собственно, не прекращалась вовсе. Последнее письмо датировано позавчерашним числом.
Что она в нем нашла-то, решительно не понимал Денис. Он просмотрел еще пару страниц.
«А знаешь, один женский яичник может дать жизнь шестнадцати тысячам братьев и сестер. Группами по девяносто шесть близнецов».
«Ревность мучительна, но она укрепляет чувство».
Полнейшая галиматья. Хотя… вот это уже интересно.
«P.S. Я отправляюсь спать, зная, что ты с ним».
Когда это он? Примерно через неделю после начала романа. Значит, по крайней мере, об одном еще любовнике Коротаева ему рассказала. О ком, интересно, о дяде или о Вюнше?
Денис отобрал письма, начиная с десятого сентября.
«Ты не позвонила. Я ужасно волнуюсь. Как день рождения мамы? Не могу дождаться, когда снова увижу тебя».
Значит, где она, этот Родион не в курсе.
«Мне приснился кошмар. Я купил револьвер и пошел его убивать. Я шел по улицам, был как будто полдень, но небо вдруг начало темнеть. Оно стало пурпурным, прямо надо мной метались молнии, и солнце стояло высоко-высоко, но не давало света, а только усиливало ощущение темноты. Мне было холодно. И тут я увидел вас. Вдвоем. Вы шли обнявшись. Я обогнал вас и закричал на него. Он не испугался. Он тоже достал револьвер. Мы выстрелили одновременно, и обе пули попали в тебя. У меня до сих пор звенит в ушах от грохота.
Извини, что рассказываю тебе, но мне так страшно. Я помню о своем обещании. Я не прошу тебя порвать с ним немедленно. Но как мне хочется, чтобы это случилось уже сегодня.
P.S. Я волнуюсь. Где ты?»
«Маша. Сегодня услышал дурацкий слух: ты якобы пропала, тебя ищут родители. Отзовись, я схожу сума».
Не знает или симулирует незнание, размышлял Денис. Похоже, что действительно не знает и волнуется, даже письма вон стали насколько короче. И псевдонаучные рассуждения куда-то испарились…
Появился довольный Макс с тарелкой чипсов и двумя чашками кофе:
— Ну что, босс, поразишь меня глубиной дедуктивной мысли? Вычислил по почерку нашего Ромео?
— По почерку? — хмыкнул Денис. — Издеваешься?
— Ну не по почерку, какая разница? По длине предложений, количеству абзацев и пробелов, частоте употребления буквы «ы». И кофе пей, остынет.
— Не вычислил, колись давай.
